Полнолуние - Главная
Полнолуние - Светлана Хомайко

Светлана Хомайко
"Мужчине, Который Меня не Любит"


Мужчине, Который Меня не Любит ( А я была простой и понятной...)
*** ( Не поют панихид по ушедшим друзьям...)
*** ( Шелка извивы. Черная прядь...)
Майский Сон ( Непосилен груз, непосилен груз дней...)
*** ( На тихий бульвар, где каждую осень...)
*** ( Ты идешь, и на улицах жмурятся...)
*** ( Я боюсь потерять лицо - брызни в него кислотой...)
Чудаки ( В одном старинном городе, которому лет триста...)
Марш Аполлона с Одной Ногой ( Ты проснулся один. Твоя победа ушла...)
*** ( Праксителем не был ты - я не была Афродитой...)
*** ( Вижу в окне силуэт, не похожий на все силуэты...)
Homo homini lupus... ( Этот мир не впадает в Каспийское море...)
*** ( Ты - великий мастер чужих совпадений...)
*** ( Не уходите, прошу вас, мессир...)
Рождественская ( Витиеватой сеткой рождаются звуки у Бога...)


Мужчине, Который Меня не Любит

... А я была простой и понятной -
Любила солнце, играла с небом,
Смеялась звонко, не зная боли,
И все ждала, пока он приедет, -
Мужчина, который меня не любит...

... И он приехал. И были ночи
Египта и роскошь Александрии.
Небо сливалось алым пожаром,
И даже ветры любили друг друга.
Я засыпала, а он был рядом -
Мужчина, который меня не любит.

Вот - был он рядом. Душою чистой
Пыталась я понять его речи,
Отвлечь от грустных забот и мыслей.
Дожди струились тонкою сеткой,
А взор его был далек, туманен -
Мужчины, который меня не любит.

Душа была мрачной (а может, светлой?)...
Мне все казалось одним потоком,
И руки ныли, и ныло сердце -
О, так хотелось его коснуться -
Мужчины, который меня не любит...

И время шло, текло безвозвратно.
Померкло золото украшений,
Стали не в радость его подарки,
И даже цветы от обиды увяли, -
А я все ждала, что он просветлеет, -
Мужчина, который меня не любит.

И было утро. Ушел он молча
И не сказал долгожданного слова,
И не спросил - вдруг я с ним поеду
На берег дальний, к концу и краю...
И стала бурей любовь слепая
К мужчине, который меня не любит...


***

Не поют панихид по ушедшим друзьям...
Эти тонкие пальцы - дрожит лепесток...
В своем смехе (о, как бы ты ни был жесток!) -
Все равно приходил бы ты к нам.

Есть пучины, куда не прорвется звезда, -
Это маски страданий и жгучей веселости.
Только ты, словно демон, спускался туда
По ступеням глухой невесомости.

И неслышной походкой пройдя через ямы,
Ты валялся в бреду, жизнь и Бога кляня...
И слова, как еще не зажившие раны,
Убивали, быть может, не только меня.

Как цветы ты любил - Боже мой, Боже мой!
Ну а женщины - женщины... это немного не то.
Уверяли меня, что ты был не такой,
Но я знаю - другого и быть не могло.

1989-1990


***

Шелка извивы. Черная прядь.
Пой, Изабелла, пой!
И этой вечерней порой
Я полностью твой -
Чего мне еще желать?

Кольца сжимают руки твои.
Голосом чудным - ввысь.
Какая ужасно быстрая
Жизнь...
А счастья ты мне не зови.

Холодный бокал. Губы тонут в вине.
Пой, Изабелла, пой!
И крест золотой
На груди неземной
Дрожит, как на Страшном суде.

Осколки стекла. Была - не была!
Эх, пропадом все пропади!
И снова в груди
Кони сбились с пути,
И очи закрыла мгла.

Шелка извивы. Черная прядь.
Пой, Изабелла, пой!
И этой вечерней порой
Я полностью твой -
Чего мне еще желать?

1989


Майский Сон

Непосилен груз, непосилен груз дней,
Темнотой упьюсь, темнотой упьюсь своей.
Небо - как кусок, небо - как глоток сна.
Май. Полнолуние. Пропасть окна.

Припев:
Чарующее блаженство, танго в ночи.
Черемуха в нежно-женском поет и молчит.
Темнота - светящимся шаром,
Силуэт Князя Тьмы.
На балу, на балу, на балу только мы,
как безумная пара.

И земля - до головокружения,
Ты и я, и танго до изнеможения.
Ветер - цветами, порывами слез
На руках умирающих грез.

Припев.

Но смерти нет без возрождения,
Страшна расплата наслаждения.
Но пусть запишут в прегрешения -
Я принимаю приглашение.

Припев.

Июль, 1990


***

На тихий бульвар, где каждую осень
Метла тополей расчищает воздух,
Я прихожу на работу и отдых
В цветной магазин под номером восемь.
Среди манекенов, мертвых телами,
В парижских костюмах, что "от кутюр",
Ищу среди бледных, застывших фигур
Любимую женщину в муаровом платье.

Припев:
А я мог купить что угодно
В магазине по имени Ты,
Но я предпочел остаться свободным
Среди влюбленной толпы.
Я знаю - этого мне не простит
Мерило моей правоты,
Погасли огни освещенных витрин
Магазина по имени Ты.

Будь проклят мой архивариус дней,
Который составил контракт.
Я был покупателем призрачных дней,
В которых таял закат...
И только пройдя до конца лабиринт,
Я понял, что лучше остаться зевакой,
Увидев табличку "Отдел закрыт",
Я засмеялся, а не заплакал.

Припев.

И оптом, и в розницу мелочный сброд
Скупает доверчивый хлам,
И ты, не торгуясь, уже продаешь
Каждую строчку реклам.
А я иду по бульвару один,
Не выбирая товар,
И кажется мне, что твой магазин
Сегодня похож на базар.
Но мне в зеркала надоело смотреться,
Цена твоей жизни - это интриги,
И в лужах разлитого черного сердца
Пляшу я сегодня веселые джиги.

Припев:
А я мог купить что угодно
В магазине по имени Ты,
Но я предпочел остаться свободным
Среди влюбленной толпы.
Я знаю - этого мне не простит
Мерило моей правоты,
Погасли огни освещенных витрин
В провале ночной темноты.


***

Ты идешь, и на улицах жмурятся
Коты и прохожие вслед каблучкам.
Я знаю - сейчас в квартиру ворвутся
Два близнеца - Шум и Гам.
Твое восхождение вверх начинается
От моего дверного звонка.
Я жду тебя, прекрасная леди
Вкуса меда и молока!

Леди любит рок, леди слушает джаз,
Королева желает чудес.
Когда ты приходишь - к любому из нас
Своя лестница сходит с небес.
И, может быть, я давно решил,
Что ты будешь моею женой...
Просто вчера я почти не жил,
Сегодня ушел в запой!

Ты говорила: "Лови лисенят,
Пока еще сезон!",
И много рыжеволосых ягнят
Я приводил в свой дом.
Но им хватало стакана любви,
Чтобы упиться в ноль,
И только среди твоей болтовни
Я помнил, что я король.

И только тебе
Было мало трех царств
И даже тридцати трех,
И я ходил войной восемь раз
Ради еще четырех!
А ты бросала державы под стол
И говорила: "Все зря!"
И я с тобой танцевал рок-н-ролл -
Это было достойно царя!

И если ты исчезаешь на время,
То времени просто может не быть.
А я возьму и уеду в деревню,
Чтобы тебя забыть.
Ведь я знаю точно, что все начинается
От моего дверного звонка.
Приветствую вас, изящная леди
Вкуса меда и молока!

Май, 1994


***

Я боюсь потерять лицо - брызни в него кислотой.
Как переспелый арбуз, лопнут мои зрачки.
Они выпадут из орбит, шлепнутся хлипкой дугой -
Ты поймаешь их в ложку, а люди наденут очки.

Они захотят разглядеть этот странный, диковинный суп
Из остатков моих эмбрионов и гороховой мелочи дней,
Они будут нюхать его, потом ко рту поднесут,
Но, увидев плесень, скажут, что это - кисель.

А ты вместо черной икры намажешь на хлеб глаза,
Ты - гурман по крови и по бабке из бедных дворян.
Оболочка пульсаций всосется, уйдя назад,
Ты обиженно бросишь кусок, подумав, что это - обман.

Ты продолжишь творить творца и лелеять в себе поэта
В мире, пьяном от вины и вина, тошноты, болтовни и войн,
Со злостью мои глаза ты впечатаешь в череп за это,
А потом увидишь лицо и растерянно скажешь "Ой!"

Август, 1991


Чудаки

В одном старинном городе, которому лет триста,
На улице, заброшенной уже давным-давно -
Там жили не известные, но очень интересные
Два чудака, смотревшие всегда в одно окно.

В резной цветной шкатулочке они хранили ссоры,
Обиды большеглазые решили жить в углу.
А грусть-тоска зеленая, бездомная, соленая -
По разрешенью чудаков освоила сундук.

И песни разноцветные дружили только с ними,
И муж-чудак любил в саду на скрипке поиграть.
Жена-чудачка верная, характером примерная,
Склонившись на плечо к нему, любила подпевать.

В часы дождя вечерние, укутав пледом ноги,
Он сказки ей рассказывал и свечи зажигал,
И, сидя рядом на тахте, он говорил о красоте,
Уставшим хриплым голосом ей рубаи читал.

Тянуло дымом из печи, и ужинать садились
Два чудака, сумевшие свою любовь сберечь.
Крутили пальцем у виска соседи, чей удел - тоска,
Но по примеру чудаков пытались печь разжечь.

1989


Марш Аполлона с Одной Ногой

Ты проснулся один. Твоя победа ушла -
Она торопилась домой.
Она промолчала, но ты уже знал,
Что был далеко не герой.
И вот ты лежишь, словно здесь вернисаж -
Руки за головой, -
Глядишь в потолки и слушаешь марш
Аполлона с одной ногой.

Ты нежен и холоден, словно блеск
Фарфора в зеркальном шкафу,
Как шуба, которую моль не ест,
И даже псу говорят: "Фу!"
Но есть в тебе какой-то странный покой,
Готовый взорваться в миг...
Марш Аполлона с одной ногой -
Лучшее из твоих книг.

Ты наливаешь в чайник воды,
Зная, что ты - автомат,
Ты поливаешь ею сады -
Это твой авангард.
На улицах - гимны, а может быть, вой
Всех телефонных звонков.
Марш Аполлона с одной ногой -
Песня первых снегов.

Свою гимнастику тайцзицюань
Придумает твой интеллект.
Его бодибилдинг - новая грань,
Почти гениальный проект.
Но ты почему-то идешь домой,
Хотя знаешь маршруты дзэн...
Марш Аполлона с одной ногой -
Это твой собственный плен.

Пускай ты достиг мира Света и Тьмы -
Но больше ничего нет!
Древо познанья приносит плоды -
Они поглощают цвет.
И ты обречен идти стороной
В невидимой тонкой узде...
Марш Аполлона с одной ногой
Не оставит тебя нигде...

Осень 1994


***

Праксителем не был ты - я не была Афродитой,
И будни бывали обычно сердиты -
Не вынесен мусор, и снова посуда не мыта,
И песня не пета, и старая карта закрыта...

Припев:
А так хотелось в беспредельность,
В патриархальность и бездельность,
А так хотелось улыбаться,
Тебя любить, тебя касаться...
Но не прощены те обиды,
Не приготовлены обеды,
Мы - две молчащих пирамиды,
В которых радости и беды.

И не был ты Пигмалион, я - Галатея,
Не оживала в жилах кровь, немела шея,
Тяжелый шаг, тяжелый кров над головами,
Мету, мету твою любовь за башмаками.

Припев.

Но не был ты принцем, для Золушки стала стара я,
Хрустальные туфли убрали до лучших времен,
Которые, может, наступят в преддверии рая,
И балом покажется парковый аттракцион.

Припев.

Праксителем не был ты, я не была Афродитой,
Из принца не вырос в монарха, не стал знаменитым.
Холстом занавесил лицо дорогой Галатеи,
И ты не заметил: из Золушки выросла фея...
А ты не заметил.


***

Вижу в окне силуэт, не похожий на все силуэты,
Ты был поэт, беспечный, как все поэты.
Лился истомою дождь на Елисейских полях,
Ты говорил: "Поешь?", я отвечала: "Ах!"

Круглая лестница - это дорога к тебе,
Мокрые туфли тихонечко сброшу у входа,
Ты изумлен и растерян внезапным приходом,
И этот вечер - открытие Клода Моне!

Я выжимаю промокшую блузку в углу
Древней каморки - обители воображенья,
Ты был поэт - ты пытался достать мне луну,
И я смеялась и плакала одновременно.

Ты говорил, что не ждал и что очень польщен,
И извинялся за свой небольшой беспорядок,
Но ты не знал, что сегодня мой лучший подарок -
Знать, что ты просто, да, просто со мною знаком.

Пусть засыпает Париж так же спокойно, как ты,
Чтобы не скрипнуть, легонько спущусь босиком
И оглянусь на навеки потерянный дом,
Куда наносила столь поздний и странный визит.

Синие сумерки старых парижских теней,
Бархатно-нежны бульвары в шуме аллей,
Песней застыли колени уснувших мостов,
Ветер унес твое имя загадками снов.


Homo homini lupus...

Этот мир не впадает в Каспийское море,
Этот мир для тебя неумыт и несмел.
По подобию нашему он был построен,
Он был слеплен из мыслей трепещущих тел.
На каждом углу - связки склизких кишок,
Мы любим заниматься хирургическим плачем,
Я в биении аорты слышу третий звонок
И свой скальп среди прочих надежнее прячу...
Ты теряешь свой знак, закрывая глаза,
Но слепой далеко не уйдет.
Ты сегодня в себе рисовал образа,
Но картинки из красок - не в счет.
Эй, прохожий, на кого ты похож?
Назови свою породу прежде, чем имя.
Впрочем, все равно - из бульдожьих рож
Завтра выйдут свиные рыла...
Ты стоишь на ушах, потому что удобней
Видеть мир изнутри и свиваться душой.
Только череп в той части - височно-лобной -
Распирает удушливой темной грозой...
Может быть, твоим опытом будет снесен
Ряд метеостанций и громоотводов.
Но нет гарантий, что ты будешь рожден
Для продолжения homo-породы.
Если в точку глядеть - станет больше жратвы,
Этот мир слишком добр и сыт иногда.
Она приходит из музейной тьмы,
Пока Рафаэль не сорвал полотна.
Но сердце твое - не в колонии птиц,
Оно едва шевелит ребро.
Ее голос - голос вязких больниц,
Засохших мольбертов и глупых панно.
Август, 1991


***

Ты - великий мастер чужих совпадений,
Ты готовишь коктейли на разный вкус.
Но меню обычно - сладость варений
И тошнотворность семейных уз.
Приготовь им "Кровавую Мэри", бармен,
Пусть подтянет брюки проснувшийся вздох.
В наших блюдах - перец с горчицей измен,
Или ты, или я, или он, или Бог!
Напиши черновик пролетающих дней,
Все начнется, когда ты сорвешь календарь.
В полнолунье взорвется проклятый елей,
И запах дерьма переполнит гарь.
Этот мир - не стакан из кривого стекла,
В неоновых криках - кресты ладоней.
Ты в них повторишься не раз и не два -
Ты - гений вполне удачных пародий.


***

Не уходите, прошу вас, мессир...
В вечернем театре сгущаются тени.
Еще одно слово - как будто без сил
Я перед вами паду на колени...

Хоть вы без плаща - необычен ваш облик,
И вы опустили меня в тишину,
И я погружаюсь в рассвет васильковый...
О, как бы хотелось мне в нем утонуть!

Но вы не приходите даже во сне -
Ведь вы, мой мессир, не на грешной земле.
В другом измерении - время другое,
А значит, добраться нельзя будет мне.

Другим это счастье - и даром, и зря.
Кошачьей походкой крадется заря.
И конь вороной вас уносит домой,
И вы исчезаете с бледной луной...

Февраль, 1990


Рождественская

Витиеватой сеткой
Рождаются звуки у Бога,
И мир ощущается редким,
Торжественным, тихим, строгим.

Задумчивым снегом до окон
Мой дом защищен и засыпан,
Звездою - рождественским оком -
Смотрит с небес Спаситель.

Не дрогнет свечи огарок,
И счастье найдет нас где-то...
Мой самый желанный подарок -
Отправиться в путь до рассвета

И помнить, что что-то было,
А что-то - еще раз будет,
Узнать, кого я забыла,
Спросить, кто меня забудет...

Уткнуться лицом в колени,
И сквоздняки все - мимо.
Ты знаешь, я стану гений
Рядом с тобой, мой милый!

А потеряю - так что же:
В масках сснегов и ночи
Есть на тебя похожий,
Тоже влюбиться хочет...

Устанет слабое сердце...
Боюсь, я его понимаю -
Попробуй, о ребра побейся
От октября до мая...

Но если в своем несложенье
Услышу твой голос - значит,
Недаром там, в Вифлееме,
Рожденный младенец плачет...

Зима 1996