|
Полнолуние - Главная |
|
| *** | (Покидая прохладу храма...) |
| *** | (Была ты как лес, махарани...) |
| Когорты XXVII легиона на Байкале | (Полное льда и жаркой пыли...) |
| *** | (В Рим, как по щекам, текут родники...) |
| *** | (...Вино северной Фракии...) |
| *** | (В доме напротив живут великаны...) |
| Самая простая песня | (А в Иркутиуме - весна...) |
| 6 сентября, листопад | (А что, я тоже изловчусь...) |
| *** | (Ай же степь, ты опять за свое...) |
| *** | (Может, недолго я на свете живу...) |
| *** | (В мае - светлые травы. В мае - цветут пионы...) |
| *** | (Мох на скалах съёжился от холода...) |
| *** | (Долетел, распугал козодоев и змей...) |
| *** | (За рекой багряной слезы льет кукушка...) |
| *** | (Красный камень Шамир на извитом серебряном ложе...) |
| *** | (Финикийской рыбой моря пропахли...) |
| *** | (Кто-то сказал моему коту...) |
| *** | (Вот и весна настала, чаша дыханью и звукам...) |
| Архимед | (Как тепло на траве! Я рисую, что мне за дело...) |
| *** | (Тучи развей, крышу сорви - и ни дождя, ни крова...) |
| *** | (Это твой город, Рина. Сладко тебе в нем спится...) |
| *** | (У дней и у стрел - соколиный полет...) |
| *** | (Арвен Гром живет среди дождя...) |
| Колыбельная | (Спи, мой малыш, под одеялом из желтого льна...) |
| Гадалка | (Ручку скорее открой! В пальцах жизнь твою видно...) |
| *** | (Тебя разбудят, как часы, досужие пичуги...) |
| *** | (Не сжигай меня заживо, Рина моя...) |
| *** | (Страшно тебе понравиться...) |
| *** | (Вышло так, что я с рыбами вверх по теченью ушел...) |
| *** | (Луну с небес – не лилию сорвать...) |
| *** | (И ты ушел, чтоб вернуться, от той, что была дорога...) |
| *** | (Ударят буйные дожди – и сжата ты в объятья...) |
| Сирано де Бержерак | (В сердце, в тетрадке и на губах...) |
| Читая Ли Бо | (Волны бились о берег...) |
| *** | (Ты помни, ты только не забывай...) |
| *** | (В стылый поток глядится Крепость-роса...) |
| *** | (Забудь слова и письмена...) |
| *** | (Вернись к ее окошку...) |
Память наша - не тверже воска.
Рим пастуший, ты сдан в музей.
Но Геката, мать перекрестка,
Любит жаб, и жалеет змей,
Лечит злаки, дышит в ветрила,
Знает каждой пылинки час.
Ни кузнечики, ни светила
Не охрипнут, увы, без нас.
Там - не слышно, как плачут дети...
За Рекою - шаги легки...
Много мудрых народов на свете,
Только мы с тобой дураки.
Дом людей - живая светлица.
В каждом сердце - тепло и слеза...
У индусов - мудрые лица,
У евреев - грустны глаза.
У раввинов сереброкудрых
Ты прощения не найдешь.
И священно дыхание мудрых,
И светла дочерей их ложь.
Ну, а нам - то костры, то забавы...
Мы мостили собой века.
Кости римские наши - как травы.
Нашей кровью текут снега.
Вот и жизнь прошла, это ж ясно...
Где ж ты был, мой небесный вождь!..
На земле я прожил напрасно,
Но любил и закат, и дождь,
И ходил от калитки мая
Золотой дорогой стрекоз,
В каждом городе оставляя
Чье-то сердце, полное слез.
А кукушку схоронят ивы,
А ленка сбережет волна,
Нет тебя, старушка, красивей
От Атлантики до Синь-Хуа!
Вот и буду рыдать ночами
Не отнявши глаза от сна,
Что под яблоневыми цветами
Грели головы - я и она.
Только ветром в волосы наши
Травы счастья не намели.
Мы с тобою - словно пропажа
В горькой летописи Земли.
Я иду по чистому следу.
Так спешит за волной волна.
Я в степи разыщу победу
Как подкову с копыт скакуна.
Только пусть уж без божьей слизи!
Прожил жизнь - да и был таков...
Пусть никто меня не унизит
Отпущеньем моих грехов!
Вот и выдохся век огромный...
Смертны мы и не вечен Рим,
Но смотри - и под лунной кровлей
Я живой. Я тобой храним.
...Золотое мое колечко!
Дважды пальца тобой не сжать...
Уходи, Гераклитова речка,
Все равно тебя не догнать.
Твой голос, как дождь приходит…
А улицы давно променяли
Счастливые телефоны
На телефоны печали.
За медную денежку – голос…
А теперь – не хватит и Неба…
Империя, белый твой колос –
Он нынче не стоит хлеба.
Что хлеба – сосулек стылых…
Видно, опять виноваты.
И не дозваться любимых
За нищие наши дукаты.
…Горька ты, зимняя кружка…
Нет дна у тебя, ни края…
Счастье мое – как лягушка,
Холодной зимой живая.
Покорны ветру будылья.
Кто ж ей не кланяется, осатанелый…
А время меняет крылья
На лягушачье тело.
Эх ты, колченога – старушка…
На Купалу уж не похороводишь…
Зачем же живешь ты, лягушка,
Зачем по дорогам бродишь?
…О, хриплые телефоны!
Вы, горькие партизаны…
И тот, ктоходил влюбленный
Глаза отдавал за раны.
И стал и грубым, и старым,
А горести нам не любы!
И хохотал Че Гевара
Во все молодые зубы
Со звездочки, алой, как песня…
Да я и сам, как умел, смеялся…
А вот скажешь в трубку: "Эрнесто!…"
И – будто тебя дозвался.
Острые стены
Вонзим в берега.
Край Ойкумены -
Путь в облака.
К Млечным полям,
В заоблачный лес,
Костры богам
Разожжем до небес
Душной полынью,
Луной молодой,
Звонкой латынью
И вечной водой.
Вот это пьеса -
Бросок за Урал!
Видел ли Цезарь
Весенний Байкал!
Ходят горы
Словом твоим
Радостный город,
Бессмертный Рим!
Короток меч
И жизнь коротка,
Но не сберечь
Ее без клинка.
Кольчугой на плечи -
Зенит и надир:
Мир человечий
И птичий мир.
Стороны света -
В ладони одной.
Дышит планета
Светлой водой.
И непременно
Так будет всегда:
Кровь Вселенной -
Вода, вода.
Помню, по ставням скользила тень,
Круглая, как голова.
А на окне у них пальма росла,
Пальмы для них - трава.
Тяжко им было, таким большим,
Горбиться под потолком.
Вот потому-то дом и скрипел,
И ходил ходуном.
Помню, я ночью дрожжал как мышь,
Но утром не помнил зла:
Ведь утром смолкали они опять,
А ночь, что ни есть, прошла.
Так бы мне вечно ребенком быть,
Но не обманешь Судьбу:
Умер однажды отец-великан,
И его волокли в гробу.
Стояли дети его и жена -
Маленькие, как никогда.
Сипло скулила дырявая медь,
И текла по щекам вода.
Может, от слез, а может, и так,
Просто чтоб горю помочь,
Грянул последний великий дождь,
И шелестел всю ночь.
Ушли великаны из дома прочь,
А дом их еще стоял.
Рос я и рос, взрослел и взрослел
Как только детство проспал.
К старости стать великаном я смог,
Но вот мир - велик для меня.
Тесный мой дом променяв на гроб,
Стану ль счастливей я?
А в Иркутиуме - весна.
Знаешь, солнце ведь ходит неспешно.
А у вас уж миндаль, конечно,
И закаты, и ночи без сна.
Любит солнышко мудрый грек,
Нам же слаще ледовая каша.
Утонула империя наша
В золотой паутине рек.
Наши реки ломают лед,
И моря уносят печали.
Мы б друг друга давно потеряли,
Если бы не небесный свод.
Только в звездных оковах живем,
Нет над нами ни хана, ни бога.
Легионная наша дорога -
Многотравный и пыльный дом.
У волчат - железный оскал.
В пальцах Судеб не дремлют спицы.
Но, покинув Индию, птицы
Каждый май летят на Байкал.
Брошу вещие травы в печь я,
До зимы не надо угля.
Если это птичья земля,
То тем более - человечья.
Навстречу счастью и судьбе
Забрел в дожди твой караван,
И дарят золото тебе
И бог, и тополь, и султан.
Отдав листву за жар монет
Зимой устанешь тратить их.
Ай, боги! Весь ваш белый свет
Не стоит листьев золотых.
Ни золотых, ни огневых,
Ни песен, что изранят слух,
Тогбоны в облаках больших
Куда глупей земных старух!
…Ты рядом – как иконостас…
Я прячу пальцы от тебя.
Стареют руки раньше глаз,
Мудрея, горбясь и любя.
И в горький полдень, на траве
Все нищие, у ног твоих
Сидят по локоть в серебре
И - по колени в золотых…
Скажу: «Мой первый день настал»,
И грянет в сентябре гроза
Когда, вдруг вздрогнув звонче скал,
Мы выплеснем глаза – в глаза!
И опять мы богаче раджей
В дни черемух твоих, Гюлистан.
В наших флягах - озера. Пей!
А в колчанах - веков дурман.
Я сидел на белой кошме,
Как почетный каганский гость.
И двустиший жгучих в уме
Шевелилась хрупкая плоть.
А потом я вскочил в седло.
Как же сладко сидеть в седле!
И смеялись девчонки незло,
«Рума, рума!» - кричали мне.
И повел я, повел коня
В поводу, покинув седло.
Или, может, конь вел меня,
Или солнце обоих вело.
Реки вышли из берегов,
Все тюльпаны да бирюза.
Ты, как сокол, прощай врагов,
Но выклевывай им глаза.
И на светлых, звонких камнях
Я заснул у бедер Земли.
Жабы плакали на островах,
И на Африку тучи шли.
А на утро не встал на зов.
Конь ушел за моря и рвы,
Наглотавшись до самых подков
Печенежской пьяной травы.
Каждый вечер кольчуги гремят под водой,
Плещут хвосты, рассекая скользкую тину,
Бьются драконы - старый и молодой.
Ты помоги старику - не дай ему сгинуть.
Ночью приди с острогой и ударь в плечо
Юную рыбу с лицом не по-рыбьи страшным.
Может, река потому и жива еще,
Что началась вовсе не днем вчерашним.
Древний хозяин заводей и коряг,
Он обмелел и ослаб с речкою синеокой.
Вместе пришли осень, старость и враг -
Ты помоги ему в этой битве жестокой.
Пусть по свету не разольется в тоске
То, что дракон собирал серебряными руками.
Старости сладко дремать на речном песке,
Да и тебя на зиму пустят под камень.
В долгой воде - долог драконов род.
Как ни плутай - а ноги несут к дому.
Это все боги - прохлопали мир на вечность вперед,
Вот и ушли реки вспять
по кругу
Земному.
Рассвет сапогами вспорот,
Жрецы жгут жир ароматный,
О, яшмовый, медный город,
Ясеневый и булатный!
Засовы тяжкие сдвинув,
Закрыли ворота за нами.
Корми же, корми павлинов
Ягодами и цветами!
Империя жаждет горя,
Жаждет крови и власти.
Солнце, огонь и море
Воинов смуглых счастье!
Буланые кони пляшут,
Топчут гулкие скалы,
Настежь открыты пашни
Клинкам косарей из Халлы!
Зарево замков и пагод,
Челюсти, лбы и спины,
Кровью, кровью из ягод
Будь те же пьяны, павлины!
Костер на башне дымится,
Пугая ночными вестями...
Чтоб вечно стояла столица
Дороги мостят костями.
Только дождался лета -
А уже не серп, а секира.
Люди бьются, и это -
Вечная мудрость мира.
Старая правда, но все же
Ослепну я от забрала!
Жизнь моя не дороже
Твоего покоя, о Халла!
Бьет, как былинку, оземь
Войско в лесах и травах,
Пока усталая осень
Не ляжет на переправах.
Потянутся к югу птицы,
В озера роняя стоны,
Запоют рожки на границе
И вернут легионы.
Сыто дышит империя.
В свечах и фонтанах - Халла.
Нынче павлиньи перья -
Плюмажи да опахала.
Омыло снегом дороги,
Больше - ни стрел, ни стали...
Тяжко шагают ноги
В ворота Зимней Печали.
Ветер в моем доме
Долго подтачивал время.
Скажи, что осталось мне, кроме
Слез, упавших на стремя?
Ты меня слушай только...
Память меня стерла.
Я не могу громко -
Пылью полно горло.
Птичьи сказки, песни комариные…
В кровь разбейте губы трубачам!
Пусть не рвут из нас походку львиную…
Мы свои пути-дороги кинули,
Только реки и остались нам.
Я тебя подарком не обрадую,
Пусть хоть в сто цветов цветут сады.
Сивер любит колоски крылатые,
Подарю тебе ячмень усатый я,
Помни горечь русой бороды!
Пашни наши стужами распороты.
Горьки вина ледяной земли.
Вам - свирели иволг, нам же вороны.
Черным пивом, медом рук надорванных,
Жаждушку, южанка, утоли!
Славно в стужу пиво в сердце бесится!
Может, расшатав небесный кол,
Солнце б нас сожгло, да видно – ленится…
Пусть твои уста хранит Медведица.
Пусть ячмень придет к тебе на стол.
Комариные трели. Укол волоска.
Тихий голос - мгновенный отклик.
Сквозь туман зеленеет гнилушкой глазка
Пень трухлявый, дед-невысоклик.
Год был страшен. Кровавое солнце с утра
До заката ползло кровавым.
Волки рвали людей у ночного костра,
Хлеб был полон черной отравы.
...Бьют копыта коней по траве, по гумну,
Молотя поспевшие зерна.
Стали дни коротки, и торопит войну
Жаркий труд у пламени горна.
Ни копьем, ни стрелой не вспахать борозды,
Разве только под зубы дракона.
Светлой силой огня, темной силой воды
Нанны-женщины дышит лоно.
...Был младенец мой чист, точно снег на заре,
Крепче вяза, душистей меда.
Нынче дети родятся в стальной чешуе,
Под насмешки с небесного свода.
В час свой встанут и двинутся в темень, в снега,
Даже море замерзнет, как лужа.
От далеких вершин, от ущелий Врага
Прилетела кровавая стужа.
Смерть моя - не страшнее любого сна,
Мы над сменой времен не властны.
Только в лес мой пустой не вернется Весна,
А созвездья Весны - погаснут.
Все грохочут копыта, а утра все нет...
Мир не глух, как казалось прежде:
Кто-то вышел из чащи - и смотрит вослед,
Ухмыляясь нашей надежде.
Душно пахнут травы на вечерней зорьке -
Чемерица, лютик, мятлики, рогоз...
"Мед из трав - душистый, яд из трав - горький!" -
Напевает сонно старая под нос.
Листики и корни, молодые почки
Трет старушка в ступе, врозь и заодно.
В тесном подземелье, у колдуньи в бочке
Бродит-поспевает горькое вино.
Обручи разбиты, заклинанья странны...
Звонким красным светом факелы горят.
Веселятся люди. Пенятся стаканы...
Губы держат холод. Пахнет медом яд.
Жгучий камень Шамир,
Поселившийся у сустава!
Ночь спускается в мир,
И цикадки трезвонят в полях.
Я проснусь на песке
Предо мною Морская Застава,
И - в полнеба -
Звезда о шести золотых остриях.
Отскулил кузнечик о бабьем горе,
Постарел песок, наших встреч стыдясь.
Только сердце в дождях, только горло ноет…
…Как тебе удается быть чище моря,
Как и море, всех рек принимая грязь?
Крошка-мир, на слонах черепашка… И полны
Сладким смрадом колени и паруса.
Соль да совесть на веслах, а лиц – не помню…
Вот и бродят по свету, лакая волны,
Финикийские дети – акульи сердца.
Менялись краски моих дорог -
Теперь вот снег белый.
Как из кувшина, выпил я лето -
Вот и замерз в снегу.
Я долго бродил, а под осень пришел
На синее-синее небо.
Теперь я слуга у Верхних людей,
Пастух на вечном лугу.
В объятьях реки лежала
Порубленная береза,
Камни - холодные жала -
Ветер швырял с откоса.
Сохла согнутой, белой,
До первого дня Звездопада.
А тростник пригодился на стрелы,
Что шелестел с ней рядом.
Грянули, застучали
Молотки весеннюю песню.
Листья из звонкой стали
Отныне с перьями вместе.
Ладно сладились стрелы...
О мир наш, костер воздушный!
Для вечного злого дела
Дай им бессмертные души!
Нет, гадает по звездам - что скажет божественный полог?
Тяжела Мономахова шапка. Так просто ему не уснуть.
"Ну, скорее скажи, ну, ответь!" - и придворный астролог
Предъявляет права на звезду, что ко мне прикорнула на грудь.
Мол, по звездам, мой фюрер, Вам счастья - не перелопатить!
Государь задремал, но во сне, вот бедняга, увидел топор...
Словом, это лишь ставит в квадрат моего озарения катет,
Я вдруг вижу длину наибольшую - жизнь, как учил Пифагор.
Для мокрого неба куют грозу
На наковальнях Тора
Зяблик над лужей, жаба в лесу,
Мышь на ступеньках собора.
Звери приходят, садятся в круг,
К теплой свечке теснятся.
Пусть же рука, что натянет лук,
Вдруг смогла бы разжаться!
Пусть ночная стрела - звезда
Мчится в ночные пределы.
Нам никогда не дойти туда,
Куда долетят наши стрелы.
Кто-то веселый, за кружкой вина
Встретит свою кончину.
В чьем-то сердце остынет она
И возвратится мне в спину.
Я поцелую жабу в висок
И пальцы в росе умою,
Лягу в рассыпчатый синий песок
Рядом с убитым мною.
В этой слякоти, как ни зови,
Ты не услышишь моря.
Ветер носит стрелы любви,
Так же, как стрелы горя.
В мраморе стонут кони,
Что им сказать, если спросят?
Воду в твои ладони
Реки со скал носят.
Глянешь в окно рано –
Берег окна в тумане.
Каждый глоток тумана
Каплей был в океане.
И тысячу раз вернется.
Да то ли еще случится!
Ходит судьбы веретенце,
Тонко звенят спицы…
Это твой город, Рина,
Белой куделью тканный,
В лапы жаркого лета
Упадет, бездыханный.
И корабли по рекам
Не обойдут причала
Там, где я не был.
Там, где ты не бывала.
Это твой город, Рина.
И ивы на том причале,
И в лавках мудрые книги,
Пыльные от печали.
И голоса трамваев,
И пьяных ночные песни,
И то, что в сердцах скрывают
Ласточки в поднебесье.
В долгий ли день, в звенящий,
Или в день тихий, как глыба
В водах Земли и удачи
Ходит моя рыба.
Под плавниками то чудо
Прячет печаль большую,
А я ее смех добуду,
И город твой рассмешу я.
В шубах рыбьего меха,
В яхонтах той водицы,
Все будут плакать от смеха
И на тебя молиться.
А потом все слезы расплакав,
Все люди станут дождями…
А город - у Сонных Маков…
И - никого меж нами.
А руки холодные. Всхлипнешь едва -
И тут уж - держись, не держись...
И будет шакалам неделю жратва,
Воронам веселая жизнь.
По спинам созвездий в кромешную даль
Душу твою нести.
Тебя не найдут ни любовь, ни печаль
На сумеречном пути.
В марте Арвен - светлая хвоя,
Но седеет к тучам декабря.
Арвен Гром указывает путь
Где и как ветрам холодным дуть.
Крыльев утки не сожжет закат,
В лунных гнездах кукушата спят.
Если жарко в очаге твоем,
Знай - придет погреться Арвен Гром.
Спи, мой малыш, да умолкнет в листве соловей.
Пламя, не злись в очаге, головешки круша.
Добрый наш Яхве не властен спастись от мечей,
А у меча, мой малыш, ледяная душа.
Людям не место в лесу - только сучья в лицо.
Страшно грохочут копыта в корнях тополей.
Черные рыцари копья сомкнули в кольцо -
Им наплевать - что журавль, что олень, что еврей...
Тише, малыш, не рыдай на кроватке лесной,
Черные призраки любят слетаться на свет...
Пытке наступит конец, как и сказке любой,
Песни багровые вновь защебечет рассвет.
Снег на развалах полей,
Реки катятся в осень.
Точно уснувший пескарь
В прорубь он вмерзнет как есть.
Люди прихватят кольцо,
Палец отрубят - и бросят,
Следом волки придут -
Мясо на холоде есть.
Перстень ударит в виски,
Болью проколет плечи,
Он же убийца, солдат,
Он же к железу привык!
Яшмовый красный дракон
На золотом околечье
В руку вопьется ему
Высунув жало-язык.
Ты еще молод и смел,
Только вот беден не в меру.
Девочка Роза, тебе
Мало осталось с ним дней.
Ты свои песни пропел,
В них только горечь и вера,
Что ж, умирай с перстеньком,
Коли так веселей!
Мой друг ушел в зеленый лес
Пытать свою судьбину.
Ушел с копьем наперевес
И с луком через спину.
Отвел свой воробьиный взгляд
Твой паж, потупив очи.
Ты взял копье, сказал мне: "Брат,
Приди когда захочешь".
Удача - миг, несчастье - день,
А осень - дар несметный.
По тростникам бредет олень
Под выстрел арбалетный.
Я все один, в чужом краю,
Я большего не стою.
Но грудь открытую мою
Не проколи стрелою.
Не цель, как в зверя, в веток треск,
Когда, дорогой полный,
Нагряну я в зеленый лес,
Веселый и бездомный.
Листва осенняя светла
И вздрагивает сонно,
А мне на плечи налегла
Тяжелая попона.
Метнулась в сторону сова,
Почуя запах тела...
А где-то рядом тетива,
Сойдя с руки, пропела.
Дым костей моих ляжет росой на луга,
И согреет цветы, и накличет снега,
И придут холода, как для мести войска,
Мой язык – гуджарати, а песня – тоска.
Что огонь не забрал, то зима унесла.
Твой платок не для плеч, не для губ – пиала.
Твои ноги в снегу, а душа легка
Как печаль сгоревшего тростника.
И, чтоб не бродить под окнами
Как снег, ливень и пес,
Притаюсь-ка под локонами
Вечных твоих волос.
Только бы трижды по сорок…
И – ни слезинки, хоть малой.
Ты бесконечно мне дорог,
Мой соколенок усталый.
Я бродил по воде и в пещерах спасения ждал.
Я родился в бессмертной реке – а бессмертным не стал.
Вот бы вымолить счастье, да с ним убежать и залечь…
Нет следов на воде, да и были бы, кто б их искал?
Флейты старых застав, подпевайте осенним дождям!
Ходят реки – смешливые реки – по белым камням.
Да и что из того, что ногами еще на земле?
Вышло так, что не вышло, чтоб жизнь прилипала к рукам.
Замок замков хранит теперь твой дом.
И не сломать молчания печать.
Обманет сердце – ноги не солгут:
Я дохожу к тебе за пять минут,
И ухожу назад за те же пять.
О, боги, как же близко мы живем!
А только весной вдруг вспомнил силы свои
И задрожал, будто старость пришла сама…
Искал любовь – а встретишь внуков своей любви.
И легко, как камень с обрыва, сошел с ума.
И пальцы к ветру тянешь ты
Как будто снова упилась
Вином из Лазских ясных гор,
Слезами горных глаз.
Прост журавлей осенних нрав:
Прочь – на рассвете…
«Покорна влажным ласкам трав»…
А снится – ветер.
Язвы и боли калечат слова
С неторопливостью жреческой.
В желтой коросте дохнет листва
Осени человеческой.
Воздух душистый, в сквере тепло,
Но четыре шага – и усталость…
Что-то свершилось, а что-то прошло
Словно и не начиналось.
День пролетел, как случайный стриж,
Всех новостей-то, что умер ты…
Красный Париж, золотистый Париж
Катится в пыльные сумерки.
Скрежетали зубами песчинки
От желтого страха,
Только к вечеру снова
В огнях заструилась вода.
И подумали звезды:
«Грозе не бывать никогда!»
Развеселый наш мир
Унесла на спине Черепаха.
Звенящую пену несет прибой,
Вино на земном столе,
Не плачь. Ты станешь опять собой,
Родившись вновь на земле.
Девятая эра на старом дворе,
А мир – не сносил головы…
Но жалко богам растоптать в игре
Зеленый облик травы.
Ведь ты – всего лишь ветер в горах,
Колеблющий тонкую нить.
Не помнят люди о прошлых днях,
Иначе устали б жить.
А я не устал – я в небесном пути
Кувшин золотой несу.
Не все ли равно, какие цветы
К утру соберут росу?
Поил бы росой тебя допьяна,
И капли б текли по щекам…
Да только ветер – он слаще вина,
И это ты знаешь сам.
А еще ты знаешь – нельзя без дорог
Полной грудью дышать.
И ты идешь, не жалея ног,
И мне тебя не удержать.
Ушла, рассмеялась, а сладок и зыбок
Твой знак на плече моем.
И мою золото в речке улыбок,
Ладони сложив лотком.
Слезы вернутся в волосы волн,
Станут жемчугом дна,
Когда ты вернешься, я буду полон
Золота и вина.
С собой ведь не дал, пожалел, забыл,
Ни крошки, ни узелка.
Может, холод тебя душил,
А я сидел у костерка.
И увидел я, что идет Весна,
И в те же звонит зеркала.
И полон я золота и вина,
Что же ты не пришла?
И журавлиный горестный труд,
И круг не сомкнет рука…
Так это нам не дороги лгут,
А просто жизнь коротка.
И так промыли меня дожди
Что косточек не найдешь…
Хотело ты ждать, сидеть у Реки?
Вот в реку-то и уйдешь.
В наших окошках ветер сгорел дотла.
Кто ж виноват, что смотрят они навстречу!
Звонкая кошка-комета по небу шла,
Горький был год. А с горя и ты – ушла,
В год серебра – потерял…
А в год мой зеленый – встречу.
Ее трамваев имена
Как день рожденья твой.
Ушедшей женщины весна
Останется с тобой.
Ее не встретишь у реки,
Не поцелуешь след.
И мы такие дураки
Что родились на свет.
А бронзы тот кусочек
Подаришь ей не зря,
Которой, между прочим,
Плевать на якоря.
Покорны нам как кони
Ветра и родники,
Легки твои ладони,
И волосы легки.
Светлей снегов и хлеба
Быть якорям дано.
От вологов – до Неба
Его веретено.
А ветер камни моет,
А пальцы – как хрусталь…
Все унесла с собою
Гремучая печаль.
И зимним морем стылым
Дожди – к ее ногам…
Каким же ты счастливым
Бродил по облакам.