Полнолуние - Диана Коденко
|
Полнолуние - Главная Полнолуние - Диана Коденко |
|
| 1. * * * | (Что же, здравствуй, друже. О чем тебе написать?..) |
| 2. Оборотень | (Имена - по восемь в ряд...) |
| 3. * * * | (Все опять возвратится на тот же круг...) |
| 4. * * * | (...Итак, в начале мира были шумеры...) |
| 5. * * * | (Бесполезность свою не прячу...) |
| 6. * * * | (Извините меня. Я не знаю, о чем говорить...) |
| 7. * * * | (Вот и прошло… Вот и оплавилось...) |
| 8. * * * | (Когда поэту не о чем писать...) |
| 9. * * * | (Не смотрите на меня, люди...) |
| 10. * * * | (На пороге горечи, на краю...) |
| 11. * * * | (Пересуды да кривотолки, коммунальная болтовня...) |
| 12. * * * | (Скулы свело от скупого "сколько?"...) |
| 13. Ad Nomen | (Не забуду, Господи, но прощу...) |
| 14. Памяти Т.А.Бек | (Мой поезд подступал к Новосибирску...) |
| 15. * * * | (Под обложкой – сотня страниц...) |
| 16. * * * | (У меня леденеют ладони...) |
| 17. * * * | (Кто для него пожалел тепла...) |
| 18. * * * | (Когда я была маленькой...) |
| 19. * * * | (Уходила – как в монастырь...) |
| 20. Лимерики | (Одна дама из Южной Кореи...) |
| 21. * * * | (Лица из прошлого, тени из сна...) |
| 22. * * * | (Говорю, говорю... Словно старые карты в руках неумело тасую...) |
| 23. * * * | (По кромке, по грани, по зыбкому краю - к чужому порогу...) |
| 24. * * * | (Не волшебство - просто обман прозренья...) |
| 25. * * * | (Ты знала, чего оно стоит...) |
Что же, здравствуй, друже. О чем тебе
Написать? О том ли, что снег с небес?
Или, может, о том, что с утра свежо...
Что за хлебом близко... Что дом чужой...
На бездарно белом листе двора
Он стоит торжественной запятой.
Возле дома пахнет большой бедой.
В доме - пахнет едой, что была вчера.
Это люди строили глупый рай
Из того, что выискалось вблизи.
А один дурак прошептал: "Пора!" -
Из его окна до сих пор сквозит.
Мы расселись все по своим углам
И глядим - кто вороном, кто сычом:
Из окна сквозит - ну а я при чем?
Я пойду, прости... У меня дела...
Что мне делать, друже, в таком краю?
Я сама не ведаю, что пою.
И прогорклый воздух хватая ртом,
Мне в потемках вторит незнамо кто.
И почти не холодно на ветру,
И привычен пепельный вкус во рту -
Потому что уже не хватает рук
В небесах нащупывать пустоту.
Впрочем, ладно. Все это не стоит свеч.
И отсюда можно урок извлечь:
Мол, черно кино, да экран цветной,
Мол, по горло мы сыты чужой виной.
Может, так и жить, не крича: "Доколь?",
И принять как данность - подъезд, пролет...
Только дворник под окнами колет лед,
И звенит стекло под его рукой...
22.09.2003 г.
Имена - по восемь в ряд.
Ощетинилась земля
Дулами.
Голос дрогнул - не успеть...
На нечаянную спесь
Иней сел.
И темнеет синева,
И стою я среди вас
Дурою -
Не считающей года,
Ожидающей, куда
Вынесет.
Мерзну, кутаюсь в пальто.
Не сужу - да кто о том
Ведает?
Не оплаканный никем,
На осиновой руке
Высох лист.
Дотлевает мой Содом...
Вы любили-то с трудом,
Бедные -
Прячась белкой в колесе.
А на ненависть совсем
Выдохлись.
Что ж теперь-то? Забывать,
Зимним горлом завывать
Да сипеть.
Сколько волка ни корми -
Он все в лес да напрямик
К маменьке.
И стою я среди вас,
Ни убита, ни жива -
Так себе...
И уходит из-под ног
Шарик стынущий, земной,
Маленький...
7.11.2003 г.
Все опять возвратится на тот же круг -
Ничего не поделать, не убежать...
Улетела синица из теплых рук,
Как однажды из тела рванет душа.
Что ж, бывает, любезный мой Августин.
Поворачивай к дому, пали очаг -
Будем вновь любоваться с немых холстин
На хозяйскую трапезу при свечах.
Так навяз на зубах затяжной мотив,
Что от каждого звука охота выть...
"Уходи, - говорит она, - уходи".
"Я умру, - говорит она, - от молвы".
Он - читает, срывается на курсив,
Где не знают имен, где не помнят лиц.
"Ты красив, - говорит она, - так красив!" -
И дрожащими пальцами гладит лист.
Он молчит. Он смеется и пьет вино.
Он в глаза ей не смотрит который век.
"Сирано! - говорит она, - Сирано!" -
И невидящий взгляд ускользает вверх.
Он уходит. Негромко звенит засов.
Ни строки, ни признания, ни следа...
...Мы - всего лишь портреты. Нам снится сон.
Так что все это выдумки, господа...
13.11.2003 г.
И.Б.
...Итак, в начале мира были шумеры,
А после - аккадцы, хетты и ассирийцы.
А дальше - такая бездна времени прошумела,
Что мы, раздумывающие, где бы нам поселиться,
Никак не могли найти достойного места -
Ведь в наших краях ни Тигра нет, ни Евфрата.
И гул цивилизаций сужался до тихой фразы,
До понимания с полувзгляда и полужеста.
И вся история - со всеми ее витками,
Со всеми ее богами и спазмами революций -
Текла сквозь пальцы водой под лежачий камень,
И дальше - из горькой чаши - чаем на блюдце.
Душа обрастала усталостью, всяким вздором,
И мы наконец осели в седой столице,
Где бог - один. Но если ему и молиться,
То только молча, и только за тех, кто дорог.
Вот так и жили. Ходили по улицам занесенным
И знали, что этот воздух не по плечу ихтиандрам,
Что жизнь, поставленная неведомым режиссером,
Сведется в конце концов к анатомическому театру.
И нам, виновато отчаянным, бесполезным,
За то, что мы так похожи, платить сверх меры...
Ты помнишь? В начале мира были шумеры...
А после - аккадцы... А дальше - такая бездна...
20.12.2003 г.
Геннадию Жукову
Бесполезность свою не прячу -
Да и разве все дело в ней?
Пальцы скрещены на удачу,
Утро вечера мудреней.
Не забудется, не простится
Наплетенное во хмелю.
Завтра память моя проспится -
Стисну зубы да заскулю.
Боже правый, какого черта
Мы здесь делаем? Погляди:
Позабыт, обожжен, зачеркнут
Город, стынущий впереди.
Там неписаные законы,
Там несчитаные года.
Там до одури все знакомо -
Даже птицы на проводах.
Я туда не ходок, избавьте.
Я теперь о другом пою.
...Помнишь? Маленький акробатик
Балансирует на краю...
...Помнишь? Ветер швыряет змея.
...Помнишь? Холодно - просто жуть.
Я туда не ходок. Не смею.
Не сумею. Не удержу.
В общем, будем! Глоток горячий
Обрывается изнутри.
Бесполезность свою не прячу -
Подходи, кто не трус. Смотри,
Как, наверно, могло быть хуже,
Как неважно мне - глух ли, нем.
Как поэт засыпает в луже
С дивным видом на Вифлеем...
14.02.2004 г.
Извините меня. Я не знаю, о чем говорить.
Разве только - по буквам, мучительно выдохнуть имя...
Разве только заполнить скупыми словами своими
Тот кусочек пространства, что давит и жжет изнутри,
Словно воздух в метро... Никогда, никого, ни о чем...
Маска, я тебя знаю! - Такую бы память на лица,
Чтоб не словом, так ею - найти, дотянуться, продлиться,
И узнать. И простить. И остаться за правым плечом.
Все, наверно, не так, как нам видится издалека -
Очертания резче, цвета холодней и контрастней...
Одиночество стынет в иконных глазах старика.
Затянулось на тысячи лет ожидание казни.
Ум без горя. Пророк без отечества. Дым без огня.
Шумно дышит толпа, увлеченная жаром азарта.
"Право слова, - кричат, - говори!" - только что мне сказать-то?
Я не знаю, о чем говорить. Извините меня.
8.03.2004 г.
Вот и прошло… Вот и оплавилось…
Что разглядишь в нынешнем гневе-то?
Это вопрос. Я с ним не справилась.
Это ответ. Экая невидаль!
Дремлет алкаш около «Сокола».
Треплет народ сплетни газетные.
Ну, поищи в этом высокое! –
Так ведь найдешь… И не посетуешь…
Что тебе в них, дурочка, деточка?
Что им в твоей ритмике-тактике?
Это Москва – в линию, в клеточку –
Лупит под дых: вот тебе, так тебе!
С правом судьи, с ликом начальницы,
С вечным своим «Блин, понаехали!».
Будешь, мол, знать, как тут печалиться,
Жизнь отмерять странными вехами…
Только потом – что им останется?
Гам площадей… Небо над крышами…
Я, не родня, я, бесприданница, -
Я вас люблю, слышите? Слышите?..
10.05.2004г.
Когда поэту не о чем писать,
Но вдохновенье рушится на плечи –
Он говорит о том, что время лечит,
Что дождь шумит, что хмуры небеса,
Что кровь, любовь, морковь… И осень вновь…
И дождь шумит… А впрочем, это было.
Любимая давно его забыла,
А он все помнит, и глядит в окно,
И пишет, пишет, черт его возьми!
Бумагу терпеливую марает
И засыпает (или умирает?),
Чтоб утром оклематься до восьми
И труд продолжить. Господи, за что
Его ты создал эдаким уродцем?
Ведь будет жить и, видимо, бороться,
И уходить, не застегнув пальто…
«…От памяти, рождающей слова,
Я заслонюсь судьбою угловатой –
Как будто бы ты в чем-то виновата,
Как будто я ни в чем не виноват…»
20.06.2004г.
Прилетает по ночам ворон.
Он бессонницы моей кормчий.
Если даже я ору ором -
Не становится мой ор громче.
Он едва на пять шагов слышен,
Но и это, говорят, слишком.
Но и это, словно дар свыше -
Быть на целых пять шагов слышным...
Александр Галич
Не смотрите на меня, люди.
Не толпитесь у моих окон.
Мне разбитая моя лютня
Подмигнула голубым оком,
Усмехнулась: кто кому должен?
Промолчала: кто кого предал?
...Дольше жизни, дольше нас, дольше
Обложного моего бреда,
Дольше песни этот мир длится.
То ли голос, то ли шум с моря...
Прилетает по ночам птица,
Не по-птичьи на меня смотрит.
Вот и жгу я до утра свечи,
Рассыпаю словеса-бусы,
Ведь на целых пять шагов певчих,
На огромных пять шагов - пусто...
Полно, птица! Улетай, птица,
Неотступная моя, злая!
То ли вижу, то ли мне снится -
В небе черная кружит стая.
Извините, не могу хором.
Это низко - всей толпой к небу.
Полно, ворон! Улетай, ворон!
У меня к тебе обид нету...
И.Н.
На пороге горечи, на краю
Ойкумены, скомканной до предела -
Вы делили хлеб на пятьсот краюх,
И рука дающего не скудела.
Не узнать в лицо. Не найти приют.
Быть поэтом - или не быть поэтом...
Вы делили хлеб на пятьсот краюх,
И казалось - дело совсем не в этом.
Где была я, суетная, тогда?
Занимала очередь в бакалею?
Постигала суть? Отвечала - "да"?
Никого мы, в сущности, не жалеем.
Я писала письма - про дом, про юг,
Про года, бесцельные и пустые...
Вы делили хлеб на пятьсот краюх.
И кололо в сердце. И руки стыли.
Бестолковой осенью был потоп -
Я пыталась верить, что понарошку.
Я пыталась веровать - а потом...
А потом воробьи доклевали крошки.
21.09.2004 г.
Пересуды да кривотолки,
Коммунальная болтовня.
Запах липкий да отзвук долгий,
Что вам надобно от меня?
Или я не сполна платила?
Или просто не всем хватило
Неспособности обвинять?
Я, конечно, почти отсюда -
Из соседского не-тепла,
Из растрескавшейся посуды,
Из несобственного угла,
Из народа... Пишу курсивом:
Здесь бывало почти красиво.
Как легко-то я солгала.
Не бывало. Бывала - скрипка,
Гаммы, шарканье, беготня.
Отзвук долгий да запах липкий,
Что вам надобно от меня?
На растопку пошла раскраска,
Первобытная, злая сказка,
Детство, куколка, западня...
13.10.2004 г.
Скулы свело от скупого "сколько?".
Было смешно, потому что - скользко.
Было досадно. "Да как вы смели?!".
Было плевать - наяву, во сне ли...
Тусклый вокзал... Непокой вполуха...
"Ох, извиняюсь. Я думал - шлюха".
Бедно одетый, чудно обутый...
"Вы не серчайте. Видать - напутал".
Поезд приполз и дыхнул заботой...
(Образ банален. Прием заболтан).
Поезд молчал и манил разлукой.
(Жил-был старик со своей разрухой.
Жил-поживал, ни черта не нажил...)
Все, что забылось - уже не наше.
Все, что запомнилось: "Адлер - Киев".
...Господи, кто же мы все такие?
24.10.2004 г.
Не забуду, Господи, но прощу.
По его изношенному плащу,
По его молчанию, по следам
Я узнаю его и там.
Я узнаю его и пойду за ним,
Потому что горло от слов саднит –
На обиду, насмерть, на край Земли, -
Потому что так нарекли.
Захлебнется скрипка, замрет труба.
Это имя – горечью на губах.
Это имя – гарью или игрой…
Рассчитайсь на первый-второй!
Скажет первый, иже на небеси:
«Трудно жить и горе в себе носить.
Из одной хлебнули мы с ним реки.
Сбереги его, сбереги!
Сохрани тревожный его покой,
Заслони его хоть одной строкой.
Вдруг теперь получится? Клином клин! –
Потому что так нарекли».
И застынет звук между «ми» и «фа»,
И споткнется краденая строфа,
Потому что имя не сходит с губ,
Потому что – не сберегу…
5.12.2004г.
Мой поезд подступал к Новосибирску –
На ощупь, наугад, затертый снегом,
Затянутый по горло темнотой.
И город наползал нерезким кадром,
Фрагментом карты, мыслями о школьных
Уроках географии. Тогда
Казалось мне, в далеком южном детстве,
Что никакой Сибири не бывает,
Что наш учитель тронулся умом
И сам придумал странные названья –
Холодные, завьюженные, злые…
Андрей Михалыч, я посрамлена.
Мой поезд подступал к Новосибирску.
Уют плацкартный олицетворяя,
В казенной вазе ерзал по столу
Оранжевый искусственный букетик.
И черт меня (видать, от скуки!) дернул
Пересчитать тряпичные цветы…
Один, два, три… Их было восемнадцать.
И я еще подумала – к чему бы?
(И только утром поняла, к чему,
Когда мобильник ожил и заплакал,
Попавшийся в невидимые сети…
А я смотрела в стылое окно…)
Мой поезд подступал к Новосибирску.
И думалось: а вдруг и в самом деле
Все это – не взаправду, не всерьез,
И я сижу себе за школьной партой,
Не выучив какого-то урока –
Важнейшего, быть может, за всю жизнь…
8.02.2005г.
поезд №9 «Иркутск – Москва»
Под обложкой – сотня страниц.
Чем тебе не дело, дружок?
Почитай да посторонись,
Разберемся, кто здесь чужой.
Много ты напел, дуралей…
Что тебе до наших святынь?
На холодной этой земле
Не растут такие цветы.
Не растут цветы, говорю.
Да и календарь – к январю…
Старая, дурацкая роль.
Зрители давно по местам.
Столько лет ты верил в добро –
Только вот счастливей не стал.
Столько за три моря ходил –
И не разучился прощать…
Тоже мне, Синдбад-Аладдин, -
Или как тебя величать?
Дряхлая принцесса твоя
Улетела в злые края.
Так что – посиди, помолчи.
Хочешь, даже водки налью.
По ночам хмельные врачи
Сумасшедшим песни поют.
Плохонько – зато от души,
Как писали в книжке одной.
Слышишь? Это сердце шуршит
Мышкой в мышеловке грудной.
Выпей-ка, зверек, молока.
На свободу рано пока…
20.02.2005г.
«Это яблоко? Нет, это облако.
И пощады не жду от тебя».
С. Гандлевский
У меня леденеют ладони.
Куклы плачут и смотрят в окно.
Это Гоцци? Нет, это Гольдони.
Мне казалось, что это смешно.
…И по горло – туман да трясина,
И прилипла к ногам глубина…
Вот-те, бабка, и три апельсина…
Приплыла ко мне рыбка, спросила:
«Старче, милый, чего тебе на…»
Ничего. Над мясными рядами –
Запах гнили и полчища мух.
Это Андерсен? Это Родари.
…Синий поезд уходит во тьму…
Все запуталось, перемешалось.
То ли ведаем? То ли творим?
И не слабость – невинная шалость:
Забывать, что вчера отражалось
В тех осколках под сердцем твоим.
Что ни скажешь – все было когда-то
Кем-то сказано. Будем молчать.
Это мир. Ниже – подпись и дата.
Это Гете?
…Боюсь, это Данте.
Интересная, первая часть…
10.03.2005г.
Кто для него пожалел тепла?
Ночь ли холодной такой была?
Шепот ли бабки всея Руси
Дрогнул на «Господи, упаси»?
Кто от него не отвел беды?
Вьюга разматывала бинты…
Как же я страшно тогда спала –
В снах этих немощна и стара,
Обескуражена и нема,
Спряталась, выжила из ума,
Выжгла на сердце ошметки слов:
«Боже, возьми для него тепло!».
Как же наутро мне молодой
Горько дышалось его бедой,
Как же не плакалось тяжело…
«Боже, возьми для него тепло!».
В высохших веках толкалась резь…
«Боже, возьми все, что только есть!..»
Как же потом, у другой межи,
Осознавая: «Он будет жить!» -
Счастлива, выстужена, пуста,
Я становилась одной из ста,
Тысячи, двух, четырех, восьми…
Как же ревела я, черт возьми…
4.04.2005г.
Когда я была маленькой,
Мама как-то сказала:
«Твой учитель по гитаре тобой доволен.
Ты обязательно будешь музыкантом.
Береги руки, пожалуйста –
Ну, хотя бы на дерево во дворе
Больше не залезай.
Да и насчет заборов…
На вот, отнеси в комнату –
(Это она о кастрюле с супом) –
Да смотри не расплескай по пути!».
Я больше не лазила по деревьям
И обходила заборы.
Я не стала музыкантом.
Я расплескала по пути музыку…
Мама, что мне теперь беречь?
2.05.2005г.
Уходила – как в монастырь…
Отвечала – как в пустоту…
Как красиво горят мосты,
Если сам ты не на мосту,
Если куришь невдалеке,
Незадачливый полубог,
Если прячешь в большой руке
Черный спичечный коробок…
2.05.2005г.
Одна дама из Южной Кореи
Утверждала, что все мы – евреи.
А глаза, мол, узки от великой тоски
По непознанной Гиперборее.
Пожилой джентльмен из Техаса
Кушал рябчиков и ананасы,
Но на этих харчах совершено зачах
Весь – от профиля и до анфаса.
Музыкант по фамилии Кастро
Не имел у себя каподастра
И на заднем дворе брать учился «барре» -
Так per aspera, в общем, ad astra.
Молодую богатую кралю
Позапрошлой зимой обокрали:
Кольца и жемчуга, да еще мужика
Унесли. И не ждите морали.
Две девицы из города Фрязино
Увлекались лечебными грязями.
В этих грязях они проводили все дни
И смотрелись зело безобразенно.
Тетя Барбара из Конотопа
Постигала азы автостопа,
И вдогонку водилам она дули крутила
И грозила всемирным потопом.
Некий физик по имени Боря
Возомнил себя стрелкой в приборе.
Он гудел и дрожал – так он изображал
Колебания уровня моря.
Каэспешник Иван Держиморда
Знал на память четыре аккорда
И на Красной на Пресне пел туристские песни –
Одиноко, фальшиво и гордо.
Гардеробщица Марья Петровна
Родилась под созвездием Овна.
Потому ли она посылала всех на
И плевалась во всех поголовно?
Поэтесса Уварова Эмма
Посвятила большую поэму
Описанью ночей, в кои жгучих очей
Не смыкала Уварова Эмма.
Древний римлянин Публий Назоний
Обожал отдыхать на газоне.
Но за эти проказы был серьезно наказан
И отправлен работать на зоне.
На границе России с Китаем
Есть район, не вполне обитаем.
Там пасутся стада. Там пройти – ерунда.
Ну а нет – хоть овец нахватаем.
Итальянец Джованни Боккаччо
Был весьма мускулист и накачан.
Но однажды в обед сочинил он сонет,
Чем напуган был и озадачен.
Сумасшедшая бабка Аксинья
Запевала, когда не просили,
И по пять часов кряду выводила рулады,
Хоть страдала от этого сильно.
Гениальный актер из Казани
Не терпел никаких приказаний.
И поэтому скоро он прибил режиссера
Реквизитной бадьей «Мукузани».
В голове у Владимира Гусева
Развернулась большая дискуссия:
Как он ест колбасу, ковыряет в носу,
И простит ли за все это Русь его?
май 2005г.
Лица из прошлого, тени из сна...
Все-то им каяться, плыть по течению.
Сгинет в детекторе мысль изреченная -
Нам ли не знать?
Будем отстаивать наши права
На понимание, на возвращение,
Требовать писем, гадать под Крещение,
Тратить слова.
Сблизит ли заново глупый пароль
"Слушай, а помнишь?.." - и дальше без умолку,
Не замечая, как пристальны сумерки
Этой порой.
Не замечая, как некто в углу
Плачет и горбится, точно наказанный.
Хватит, я помню, молчи, не рассказывай,
Спрячься во мглу!
Не вылезай за косую черту!..
Пахнет рассвет табаком или ладаном.
Дымно? И пепел по полу? Да ладно вам.
Я подмету.
11.08.2005г.
Говорю, говорю... Словно старые карты в руках неумело тасую.
Словно кто-то глядит на меня - и не видит, а видит цыганку босую,
Видит нищенку, ведьму, плясунью, суёт торопливо измятый полтинник.
"Не гадай мне! - кричит. - Вот, возьми! За молчанье гадалкам еще не платили.
Не гадай мне! - кричит. - Я и так заигрался, запутался, сбился со счета...
Сколько лет я брожу по расхристанным этим дворам и проулкам мощеным?
Сколько лиц я сменил? Сколько женщин в плечо мне дышали теплом, засыпая?
Что ты знаешь об этом, дуреха, актерка, провидица полуслепая?"
Ничего я не знаю. Не мне обижаться, не мне же обид сторониться,
Я ведь тоже гляжу на него - и не вижу, а вижу пустые страницы,
Вижу ластиком стертую жизнь - до истрепанных дырок в дешевой тетради,
И оттуда опять же сквозит пустотою. И нечем неловкость загладить.
Искаженная явь разъедает глаза. Не прошу, не пляшу, не гадаю -
Изо всех своих маленьких сил я его навсегда покидаю.
Он стоит посреди ничего, угловат, как сутулая, страшная птица...
Но и это простится.
По кромке, по грани, по зыбкому краю - к чужому порогу...
Смотреть и не верить: у древнего бога - одежда сырая,
Простуженный голос, лукавые речи, глаза голубые...
Нам в детстве читали. Мы всё позабыли. Так, видимо, легче.
Мы всё позабыли. Так, видимо, проще - ни флейты, ни хора.
Цепляясь зонтами, торговцы и воры выходят на площадь.
И пляшет девчонка в хитоне лиловом толпе на потребу,
И словом латинским взрывается небо, и греческим словом:
Ну что же вы, Гермий, в такую погоду - да в наши пределы?
У нас - суета, и томление тела, и жажда свободы,
И ветер, и местного царства Аида соцветие линий,
И рамки приличий, и - видите? - ливень... Какая обида...
Зачем вам все это, о, душеводитель и душеваятель?
Слепые и смертные любят не глядя - и вы не глядите
На треснувший город, на свары и своры, на этих - и прочих:
Торговцы и воры выходят на площадь. Торговцы и воры.
И снова с начала: ( - Дорогу, дорогу!) - Дурачась, играя,
По кромке, по грани, по зыбкому краю - к чужому порогу.
И небо светлеет над теми, кто вышел, и кружит над ними
Лиловой планеты античное имя и солнце - чуть выше...
Не волшебство - просто обман прозренья.
Кто нас учил этому повзросленью?
Нет бы - кричать: "Брось эту гадость, детка!" -
С видом отца (или другого предка) -
И по рукам, и за ремень, и в угол...
Школьный мелок перекрошился в уголь...
Не по доске, не по асфальту стилус...
Так за меня мне же и отомстилось.
Так и стою, брошена, у порога.
Маска - фигня, глупость времен барокко,
Имя мое (вот!) прирастает к нику...
Вечный аэд начал другую книгу.
В ней будет всё так же, но только лучше.
В ней повторятся все - и свое получат.
Каждому - по любви и по чувству долга...
Я же застряла здесь - и, видать, надолго.
Я - персонаж, выдумка, недописка.
Автор ушел к радостям утописта -
Лишь бы не видеть, как тяжело и ржаво
Нету во мне гордости за державу...
26.01.2006г.
Ты знала, чего оно стоит,
Нехитрое наше житье...
Смотри же, какой немотою
Заходится сердце твое!
Смотри же, кривляйся, юродствуй -
Господь милосердный простит.
Неузнанный камень сиротства
Баюкай в пустынной горсти.
И в этой убогой квартире -
(Где нет тебя, нет тебя, нет!) -
Почувствуй, что сил не хватило
Отречься от прежних примет.
Здесь плыли соседок гримасы,
На кухне цвела толкотня,
Здесь бабушка пела романсы,
Бездонным сопрано звеня.
Здесь чашки с отбитою ручкой
Носили пиал имена.
Здесь верили будто бы лучшим,
Поскольку такая страна.
Здесь было два шага до рынка,
Здесь был целый мир до угла,
Здесь ты, продувная дурында,
Все это терпеть не могла.
Так что же теперь остается
Твоей удивленной душе?
Ничто никогда не вернется
И прежним не будет уже.
Банально, смешно, неуместно,
Делимо на "после" и "до"
Нежданное общее место -
Как кухня, сортир, коридор...
25.03.2006г.