Дмитрий Ружников

Армянский квартал	(Успокой мое сердце, Армянский квартал...)
Улица Ротшильд	(Улица Ротшильд приводит к дверям синагоги...)
Корабль на горизонте	(Постой со мной, взгляни на горизонт...)
Город с холма	(Осень, тебе с холма виден мой город, город...)
Тихий берег	(Вот наш берег, хахоф, отрада моя...)
Иркутск-Чертаново-Иркутск	(Сейчас, возможно, там прибавилось собак...)
Максиму Козлову	(Мы все похожи на тревожных птиц...)
Деревянное зодчество	(Помню всё. Еще малышом, когда память была совсем чиста...)
Неудавшаяся беседа	(Тронулся вокзал. Я заранее выбрал вагон в километрах ста...)
С Рождеством	(Собственно... С Рождеством тебя собственным...)
Предновогодний звонок	(Между плечом и ухом завис апостроф трубки...)
От зари до ночи	(Не хватает рывка, как глотка...)
Осень	(Осень уж здесь...)
Во всякой скорби	(Эти беседы - соприкосновенья...)

Припев:
Успокой мое сердце, Армянский квартал.
Боже праведный, как я от жизни устал!
Постою пять минут у Сионских ворот,
И усталость пройдет, как проходит народ.

Припев.

Припев.

Припев:
Постой со мной, взгляни на горизонт,
Корабль там стоит, как дом огромный -
Он нас с тобою в плаванье возьмет,
Когда утихнет шторм и эти волны.

Он нам расскажет о сверканьи звезд
На южном небе в лунной поволоке,
О том, что к жизни не относятся всерьез,
Когда нас нет в ее стремительном потоке.

Припев.

Мы в центре мира, так или не так.
В открытом сердце страха нет и горя,
Как и в любви, мой добрый капитан,
К той самой женщине, к тому ночному морю."

Припев.

Кусты, дорожки, лавки, тополя,
сад современных Евы и Адама,
но если вечером выходишь погулять,
всегда направо.

Гудки и выкрики в лицо многоэтажки
бросает ветер, и пускай давно
я там не нахожусь, однако так же
горит окно.

И гром гремит, не выпуская из квартиры,
балкон открыт, и не восстановить
размытый мир, как сон или картину,
чего там говорить...

Сейчас, когда мне память возвращает
те числа, те названия, тот свет,
я повторяю, что ко всем прощаньям
возврата нет.

Переступая через лужи, что-то скорбное
Насвистывая городу - тебе,
Я не прощусь уже, коль скоро мы
В твоей судьбе.

Сменив иллюминатор на ветрину,
душа не смотрит с непривычки вверх,
и то, чем наполняются ветрила,
прильнёт воспоминаньем к голове.

Коснётся рук, коснётся подбородка,
перелистнёт пальто на площадях -
оставь с утра открытыми ворота,
нас расставанья нынче не щадят.

Вот так мой друг спускается в метро,
чтобы к восьми добраться до Гудзона,
где от заморских верченых ветров
он не услышит тягостного зова.

Но дождь пойдёт, и промелькнёт такси
за деревами жёлтое - под осень,
наморщив реку, замычит буксир
когда часы уже уйдут за восемь.

Потом река отобразит огни,
где друг мой отражён посередине,
как лист, не долетевший до земли,
качаемый дождём на паутине.

Как хорошо, что берегам гореть,
что не придётся жечь помостки и мосты,
ведь с них куда удобнее смотреть
на миражи ещё не пройденных пустынь...

И самому быть миражом, конечно,
перемещаться над землёй, рождая слухи,
казаться то непонятым, то грешным,
а в общем жить и совершать поступки.

Скользит рука от холода перил
В карман ветровки в сумрачных подъездах.
От чьих страстей бы тебя разум не привил,
воспоминанья протекают как болезни.

Да храни твою келью, Манхэттен.
Пусть не часто звенит звонок,
не на том берегу, так на этом
прогуляйся и дуй со всех ног...

И терял себя среди седых богов,
И купался взор в кружевах резьбы,
И водил перстом в оттисках подков,
И смотрел в окно северной избы.

Ах, какие чудеса из дерева
На лугах стоят и вертятся...
Если б не века - давно взлетели бы
Хлеборобы - ангелы - мельницы.

Смочены дождями, солнцем выжаты,
Под шатрами ветры Северной Двины.
Купола еле-раскрытыми шишками
Сеют чувство будущей вины.

Как хотелось потянуть с собою всё,
Чтобы дома любоваться изредка.
Старина лишь в молчаливой соборности
Улыбалась мне сопливому искренне.

Волновалась трава, клевер пламенел.
По дощатым тропинкам сбегая вниз,
Падал до заноз, не щадя колен,
Улыбался всем, не считая лиц.

Было весело, полнилась душа
Всеразличным узорочьем здешних мест.
Я боялся мысли: "Скоро уезжать..." -
Я привык, мне смертельно вредит отъезд.

Далеко - вне грехов
Рассекает ласточка добрых чувств,
Ей легко под стрехой,
Ну а я отреченный мчусь.

От всего, всё туда
(далеко, но не за море)
По заросшим прудам,
Где слезам время самое.

И как будто бы не ушёл,
А места оставили,
Память с грустной душой
Спорят на ристалище.

Ходит слух мирской,
Что места архангельские
Полнятся тоской
Обречённой ангельской...

...Есть любви и просторов смесь
И рукой прикасаема быль.
Грусть здесь лишь как немая спесь
О том, чего хотелось бы...

Все ж составы стоят скованы.
Иллюзия полетв меж склонами -
По сути ландшафт плывет,
Мы относительно друг друга ни на йоту.
Пассажиры с проколами на билетах
Рискованнее себя ведут.

Если уснуть на мгновение,
Шумы превратятся в эхо, в отзвук.
За веками точки Солнца, круги и помехи,
И пенье на старославянском
В итоге встряски гитары через сиденье.

Это видение иного рода:
Узы музыки, продых тревожной породы,
Акробатика на языке.
Ближе садиться поздно. Просто
В любом поезде жизненные вопросы
Решаются в пять минут.
Но время давно минуло,
И ребятам нет от меня пользы.

Заботить соседа бессмысленно,
Пока я не собран с мыслями.
Можно, конечно, спросить:
"Знаешь, у нашей галактики коротки рукава,
Но велика кровать у Андромеды.
Она взывает к Млечному Пути: "Приди, приди!"
От сотворения светила, посуди,
Ведь сколько массы в ней и скрытого горения.

Взгляни на свой истертый чемодан -
Ему и дела нет, чего нам там
Неймется,
Он вышел из руки, в нее вернется,
А нам придется лечь намного ниже,
Смотри же.
В поле кони омнибус наш тянут поневоле,
Его каркас кряхтит истошно, но не боле.

Восторженные барышни в вагоне
Припомнят хором песню про врага,
Но не про то, как безграничен Мир
И нами, безразлично не наполнен.
В любой момент скажу тебе: "Пока".
Утешусь мыслью, что отсутствуют потери,
Что мне с тобою не крестить детей
И не играть за дверью в дурака.
В любой момент скажу тебе: "Пока".

Эти нюансы, как ни жаль, немаловажны,
Но не должны стоять эпиграфом беседы,
И не служить авансом от соседа,
И даже не кружить над головою,
Стараясь тщетно вынудить к покою,
И не мудрить, когда все рвется изнутри.

Не так уж часто хочется общаться,
Причастным быть к движеньям человека,
Молчанье служит худшим диалектом,
Родит броженье и приумножает ряды несчастных.
Не так уж часто хочется общаться.

В том признаюсь, ведь corpus моего delicti
Не в лифте, где не принято болтать,
Где как пить-дать сойдете вы за Джека,
А с виду на Аида,
Который едет с жертвой на алтарь,
И не в безмолвном наблюденьи разговоров,
Где свора звуков - просто показуха,
В которой затеряются владенья
Любого государственного вора.

Беда в теснине темперамента,
В параметрах вреда,
Когда желание остаться одному
Взирает из студеного ведра
То на звезду, то на Луну.
Скворчащую на дне, на самом лбу
Почти в тебе торчащую.

Вывих прямой, тоннель вырастает полностью -
Разинувший пасть тюлень, поросший травой.
Скольжение полости над головой.
Поезд летит криком.
Сосед оставляет в зубах у книги
Палец. Зевает, что воспевает Божий свет.
Тьмы же вот-вот и нет!

Здесь сосед рассекает шум:
"Где выходите?" - "Где хожу?"
"Я о станции - не останитесь же Вы здесь.
Разрешите представиться, прокурор,
Но даже я не вручу Вам санкцию на вольный самоарест."
Каша заварена, но уже неохота.
Похоже, его пехота не сыщет меня даже раненым.

А грядущее уже эхает
От была - не была дальнего,
И все чаще мелькает вехами,
Когда мы пролетаем тайнами.

Я на мгновенье ощутил себя звеном
В законе сообщения вещей. Арабской вязью
Их провода из этого в иной
Уходят мир. А смерть - проверка связи.

Предместье замерло. Но словно астролябия
Сорока сверлит первопуток над оврагом.
И самолет пунктиром обстоятельства
Подчеркивает. Их скопилось за год.

Из аппарата, по змеевику, не остывая,
Как серпантин струился голос. Ты,
Одной рукой пальтишко надевая,
Звонила мне, спеша на поезд до Читы.

Ни к чему амбиции - я хочу быть просто птицей:
От зари до ночи весной песни петь о Небесной Столице
Там, где она не земля, там она - вода.
Но и под водой, погляди, земля...
Лги - не лги, а суть одна.
Суть одна, как твоя семья.
Потянул ветерок - уже вечерок,
Легкий, как привкус конвертного клея.
Где я? Где я?..
Жизнь моя - акварельный бунт.
Умойте меня дождем.
Я говорил, что я не лгу - лгать грешно.
Я солгал, но мы с тобой вдвоем
Возьмем эту крепость - крепче с каждым днем.
Мороз их сердец мы растопим огнем,
Лютую нелепость каждого слова...
И молча уйдем.

Выпусти птицу - златую капель -
Она бьется в стекло твоего окна.
Как залетела - недоглядел,
А теперь она рвется - и вот она, вот она...

На лестничной клетке можешь выкурить жизнь.
На кухне за чаем - свою любовь.
Все не случайно, ведь все не случайно,
Так что будь готов и других готовь.

Синица в руке - все твое, что в небе.
Так лучше и должно быть, но мне бы, мне бы...
Мне бы проще - в соловьиную рощу
Да худой сюртук поверх долгих рук.

Алмазами в ночи рассыпан город
Меж двух морей. Звезд - замечтаешься! И повод,
Что зима дала, забудешь. И будешь рад
Тому, что отошла она...

Звездный свет ляжет вслед.
Не спеша по воде прокатилась луна,
А волна обняла тебя, подняла тебя под крыла...
Я знаю, знаю - мы с тобой вдвоем
Возьмем эту крепость - крепче с каждым днем.
Мороз их сердец мы растопим огнем,
Лютую нелепость каждого слова...
И молча уйдем.

Дни все короче, ночь будет долгой.
Розги рассвета разбудят тебя:
Вставай, умывайся, вспомни все догмы
И отправляйся - тебя ждут дела.

Осень - северный скит,
Вольная воля, черный ворон.
Слово снова не спит...
Я буду рядом, если попросишь, осень.

Осень, кто дорог - сейчас далеко.
Сотни дорог - одна твоя.
Дождь - холодное молоко,
Осень - музыка забытья.

Одинокая птица разлука-гроза,
Сотни дождей в душу.
Кто бы ты ни был - закрой глаза:
Осень пришла - послушай...

Это - осень: северный скит,
Вольная воля, черный ворон.
Слово снова не спит...
Я буду рядом, если попросишь, осень.

Я Ваш слуга, но так отвык от правды-стервы,
Что прямодушие меня слегка мутит.
Так что пока я не полез на стены,
Прошу - пустите! Можно мне уйти...

В моей душе - огромные пробелы.
Я удивлен, что мне судьба благоволит.
Игра не стоит свеч - глухое дело! -
Их на застолье не заговорить.

Там - внизу - двуликость бытия:
Брачная процессия и траурный кортеж...
Истинность события в ожиданье вскрытия:
Правда жизни, в сущности, есть ложь.

Не хочу показаться жестоким,
Не хочу показать Вам
Истоки отношений нестойких
И целебность грязевых ванн.

Обрученный с одиночеством,
Обреченные в его кругах,
Не спрашиваешь имени и отчества,
Да будь хоть дьявол он - хватаешь за рукав.

Чем шире выбор, тем бездарней жизнь -
Особый дар не нужен в трате денег.
Но если вверил жизнь кому-то, то держись -
Не уронил бы он в мечтах о запредельном.

Во всякой скорби мудрости не счесть,
Ее обитель вековечный кровный Спас,
И если стану вам не выгоден ничем,
То, дорогая, я умру за Вас.