Полнолуние - Главная
Статьи
Версия для печати

"Сохрани мою речь навсегда"

«Жизнь – кому сито, кому решето,-
Всех не помилуешь.
В осыпь всеобщую Вас-то за что,
Осип Эмильевич?..»
(Борис Чичибабин)
В мае зловещего 1937 года поэт Осип Мандельштам возвратился из воронежской ссылки, куда он, как известно, попал за стихотворение, критикующее Сталина:

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны…
Чета Мандельштамов возвратилась в Москву несмотря на то, что проживание в столице им было запрещено. Не имея собственного угла, жили у друзей. Осип Эмильевич обращался в различные редакции с просьбой предоставить ему какую-нибудь работу. Работу не давали, отказывались также печатать его стихи. Вокруг поэта создавался вакуум, что, несомненно, сказалось на его внутреннем состоянии. Человек неуравновешенный, эмоциональный (черты характера истинного художника), он, в сущности, был большим ребенком. Гласная и негласная опала сильно подкосила его. Последний свой год Мандельштам часто болел, был подавлен, однако работать над новыми стихами не прекращал. «У меня нет рукописей, нет записных книжек, нет архивов. У меня нет почерка, потому что я никогда не пишу. Я один в России работаю с голосу, а кругом густопсовая сволочь пишет…»

Посох мой, моя свобода –
Сердцевина бытия,
Скоро ль истиной народа
Станет истина моя?..
Весной 1938 года Мандельштамы неожиданно получили от Литфонда путевку в дом отдыха в Саматихе. Осип Эмильевич радовался, что о нем наконец-то вспомнили, позаботились. Теперь мы знаем, откуда явилась эта «забота». 16 марта секретарь Союза писателей Ставский написал письмо «железному наркому» Ежову с просьбой «помочь решить вопрос о Мандельштаме». Фактически это письмо было доносом. К просьбе прилагалось «экспертное заключение» писательского функционера Павленко «о стихах О. Мандельштама»: «Я всегда считал, читая старые стихи Мандельштама, что он не поэт, а версификатор, холодный, головной составитель рифмованных произведений. От этого чувства не могу отделаться и теперь, читая его последние стихи. Они в большинстве своем холодны, мертвы, в них нет даже того самого главного, что, на мой взгляд, делает поэзию – нет темперамента, нет веры в свою страну. Язык стихов сложен, тёмен и пахнет Пастернаком.»

Я изучил науку расставанья
В простоволосых жалобах ночных.
Жуют волы, и длится ожиданье –
Последний час вигилий городских,
И чту обряд той петушиной ночи,
Когда, подняв дорожной скорби груз,
Глядели в даль заплаканные очи,
И женский плач мешался с пеньем муз…
Утром 2 мая 1938 года в приготовленной загодя западне – в Саматихе - Мандельштама арестовали. Его жена Надежда Яковлевна больше никогда не видела мужа. Бесследно исчезли и стихи, написанные им за последнее время… Всё лето, пока шло следствие (а как тогда велись следствия, мы теперь тоже знаем), Мандельштам находился в Бутырской тюрьме. Обвинение – «антисоветская агитация и пропаганда». Приговор – пять лет лагерей за «контрреволюционную деятельность». 9 сентября столыпинский вагон увёз осуждённого поэта Осипа Мандельштама в последний путь – туда, «где обрывается Россия над морем чёрным и глухим». Увёз из тихого бабьего лета, из поэзии, из жизни.

Как кони медленно ступают,
Как мало в фонарях огня!
Чужие люди, верно, знают,
Куда везут они меня…
Станцией назначения живого груза был безлюдный разъезд Вторая Речка, немного не доезжая до Владивостока. Заключённых выгружали из вагонов, выстраивали в колонну и под конвоем вели в лагерь по нынешним Русской и Областной улицам. Пересыльный лагерь 3/10 располагался на пологом каменистом склоне Сапёрной сопки. Из лагеря хорошо было видно море (Амурский залив). Территория была обнесена колючей проволокой. Внутри стояли бараки, отдельно – администрация, баня, пищеблок, больница (единственная из всех построек сохранилась). Из этой пересылки заключённых отправляли пароходом на Колыму.

Осип Мандельштам прибыл на Вторую Речку 12 октября, проведя в дороге месяц. Изнурительное путешествие в телячьем вагоне сильно подорвало его и без того измотанное здоровье. Еще в Бутырках у него появилась навязчивая идея, будто бы его хотят отравить. Поэтому он почти не принимал пищу, похудел и во Владивосток прибыл истощённым стариком, близким к сумасшествию. В ту пору поэту было 47 лет. «Отравлен хлеб и воздух выпит. Как трудно раны врачевать!..»

В начале ноября в честь октябрьских праздников в лагере объявили день письма. В этот день на жёлтой обёрточной бумаге Мандельштам написал письмо брату: «Дорогой Шура! Я нахожусь – Владивосток, СВИТЛ, 11-й барак. Получил 5 лет за к. р. д. по решению ОСО. Из Москвы из Бутырок этап выехал 9 сентября, приехали 12 октября. Здоровье очень слабое, истощён до крайности, исхудал, неузнаваем почти... Родная Надинька, не знаю, жива ли ты, голубка моя. Ты, Шура, напиши о Наде мне сейчас же. Здесь транзитный пункт. В Колыму меня не взяли. Возможна зимовка…» Когда брат и жена поэта получили это письмо, Мандельштам был еще жив. Тем не менее оно в полной мере явилось весточкой с того света. Спустя полтора месяца после его написания, 27 декабря 1938 года Осип Эмильевич умер в лагерной бане от сердечного приступа и полного истощения. Точное местонахождение могилы Мандельштама неизвестно. Предположительно – это участок между домами № 8, 9 и 11 по нынешней улице Вострецова. Хоронили заключённых раздетыми в неглубоком рву за оградой лагеря. «И море чёрное, витийствуя, шумит и с тяжким грохотом подходит к изголовью…»

Странно, что до сих пор ни на месте пересыльного лагеря на Второй Речке, ни на месте захоронений нет никакого памятного знака. Словно и не было здесь ничего… Еще более странна история памятника Мандельштаму во Владивостоке, созданного талантливым скульптором В. Ненаживиным. Долгое время для небольшой, но очень выразительной, скорбной статуи из черного металла не могли найти места. Лишь в начале 1999 года памятник поэту был торжественно открыт… на задворках кинотеатра «Искра». Впрочем, поэт Мандельштам всё-таки не вождь, чтобы простирать руки на площадях. Может быть, и верно выбрано для памятника это скромное место на взгорке. Выходишь из автобуса у кинотеатра и поднимаешься по узкой улочке – к Мандельштаму. Вот только улочка та – не его имени.

- Это какая улица? – Улица Мандельштама.
Что за фамилия чёртова –
Как её не вывёртывай,
Криво звучит, а не прямо…
Однако почти сразу после открытия памятник был снесён, срублен неизвестными варварами и увезён рабочими на реконструкцию. Остался лишь пустующий постамент - надгробная плита вровень с благословенной приморской землёй.

Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?..
Андрей Земсков

Присылайте новые рецензии: polnolunie@baikal.ru!