Полнолуние - Андрей Земсков
|
Полнолуние - Главная Полнолуние - Андрей Земсков |
|
Русский север
 |
(Океан где-то там далеко подо мной...) |
| Старец Фёдор Кузьмич
|
(Старец Фёдор Кузьмич, помолись в тесной келье за нас...) |
| Белый снег России
|
(Белый снег России над полями кружит...) |
| Красноармейская | (Отсыпь махорочки, товарищ в кожане...) |
| Смута | (Миллионная сбилась ватага...) |
| Над белой дорогой
|
(Над белой дорогой висит золотая звезда...) |
| Адмиральский романс
|
(Мне приснилось февральское синее утро...) |
| Перегоны | (Фанерный чемоданчик, казённое сукно, сутулая фигура каторжанина...) |
| Исход | (Расказачили Дон, обезглавили храмы...) |
| Баргузин
|
(Окропи мои струны байкальской водою, Бурхан...) |
| Затерянный остров | (Край земли, захолустье, погода сырая...) |
| Севера
|
(Искрится снег в прожекторах...) |
| Тридцать три | (Тундра стонет ночами глухо...) |
| Письмо | (Вы бекон жуёте за границей...) |
| Дымок | (Возьму билет и снова одинок...) |
| Нулевое время
|
(В белой раме окна – ночь, словно чёрный квадрат, ночь...) |
| Комсомольск | (Между югом и севером - снег...) |
| Веселое "пока"
|
(Весёлое "пока"! За Звёздными Вратами тает свет...) |
| Моя война
|
(Социалистический рай, пыльная дорога на фронт...) |
| Песня проданных островов | (Был девиз: "Родной земли врагу – ни пяди!"...) |
| Золотая середина | (Где ж ты, золотая середина...) |
| Не расскажет никто
|
(Не расскажет никто, как рождается песня на свет...) |
| Песня в раскате грозы
|
(Напрочь расколота громом скрижаль...) |
| Магаданский маэстро | (Жил маэстро магаданский в тесной маленькой квартире...) |
| Северная быль
|
(Не то под блюз, не то под музыку Вивальди...) |
Океан где-то там далеко подо мной,
Облака норовят самолёт задержать.
Но я рвусь к северам, словно птица - домой,
И чем ближе снега, тем теплее душа.
Над Россией лечу невидимкой в ночи,
А Россия во мгле, как пятьсот лет назад.
Где-то красный петух во всё горло кричит,
Где-то новый пророк открывает глаза.
Там блестят топоры иноземных стрельцов,
Там из Углича колокол тянут в Тобольск,
Там балтийским ветрам подставляет лицо
Великан - бомбардир с детства скроенных войск.
Не двуглавый орёл, так снопы в кумаче,
А всё та же трава меж костей Соловков.
Золотой эполет под плащом на плече
У безродного старца. Да кто ты таков?..
Русский север, укрой одеялом следы
Уходящих на юг за святою водой.
Русский север, оставь каплю мёртвой воды,
Чтобы горечь убить в океане живой.
Птица может без сна и без пищи лететь,
Если знает, что там впереди - хорошо.
Человеку дано знать про жизнь и про смерть,
И что счастлив лишь тот, кто дорогу нашёл
От земли до небес и с небес до земли.
В этот радужный мост вбито столько гвоздей,
Столько рук сбито в кровь, чтоб увидеть смогли
Даже те, кто слепы, путь к далёкой звезде.
Вот он, Лобный помост четвертованных строк,
Вот он, бунт Пугача и есенинский смех,
Вот Высоцкого крик и взведённый курок:
У стрелка без лица хватит меди на всех...
Целься, враг мой, в прицел без прищура гляди:
Это зеркало, - сколь ни стреляй, всё в себя.
Самолёт мой - Пегас, не сдавайся, лети
К северам, к северам, от натуги сипя!
Повернулась земля с боку на бок, - и край
Одеяла поднял с ног Ногаевский крест.
Магаданский маэстро, прошу, поиграй
На колючей струне золотых этих мест!
январь 2005
Старец Фёдор Кузьмич, помолись в тесной келье за нас!
Мы любую дорогу привыкли делить на двоих.
Поднимая совковой лопатой слежавшийся наст,
Мы в уральских болотах отрыли потомков твоих.
Старец Фёдор Кузьмич – белый посох, сибирская глушь,
Где метели отмолят грехи да метлой подметут,
Где иконы глядят по весне из оттаявших луж,
Где узнают в лицо – не поверят, - крестясь, отойдут.
Над седым Таганрогом гудит поминальный набат,
По Московскому тракту уходит кандальников строй.
А у старца в избе на окошке – морозный оклад.
Он глядит сквозь стекло, - и прохожие шепчут: «Святой!»
На Руси за убитого двух неубитых дают.
На полтинах – орлы, а внутри у них кровь-самогон.
Им казна – не указ, а кабак – предпоследний приют.
Самовар на крыльце раздувает казак сапогом.
Разогнули подкову – забили железный костыль.
Рвёт снега жаркой грудью косматый шатун-паровоз.
А под ним партизаны Лазо подрывают мосты, -
И весёлые искры летят из-под красных колёс.
Семь кусочков свинца в барабане – хороший букет!
Покупают свободу за золото чехи в ЧК.
А в иркутской ночи мимо стен монастырских к реке
Семь Харонов угрюмо ведут на расстрел Колчака.
От окошка в Европу до двери в монгольскую степь,
От распутства Распутина до сталинградских руин,
От сожжённых церквей до «гимнаста» на синем кресте –
Вбитый в сердце двадцатого века осиновый клин!
Где ты, Фёдор Кузьмич? В прошлом веке укрылся в ските?
Или кто из архангелов выдал охранный мандат?
А быть может, в бараке на тридцать седьмой широте
Роешь землю под нарами, ищешь дорогу назад?
Нет! Всё та же лампадка мерцает в полуночный час
Перед ликом Святой Богородицы в красном углу.
Старец Фёдор Кузьмич, ты замолви словечко за нас
Перед русским царём, уходящим в таёжную мглу!
ноябрь 2004
Белый снег России над полями кружит,
Заметает вьюга серые кресты.
Знать, лихое время – да по наши души:
Крепко зубы сжаты, а глаза пусты.
И молчат пророки, и кричат невежды,
Что погибла вера, все сошли с ума.
А Россию снова в белые одежды
Наряжает тихо русская зима.
Белый снег России… Ни царя, ни Бога…
Кто погиб в Ростове, кто прорвался в Крым…
Как в цыганской песне, эх, дальняя дорога
Выпала нам, грешным, по местам святым.
…Ангелы смывают кровь с пробитых крыл.
Белый снег России падает на плечи,
Звёздочки – снежинки - на погон в просвет.
Небо восковые зажигает свечи,
Да кроваво-красный гасит их рассвет.
Пулемётной лентой давится станковый,
Телеграфной лентой вьётся крестный путь.
И врагу на счастье ветер гнёт подковы,
И нательный крестик обжигает грудь.
Пропитался красным белый снег России.
Не по комиссарской воле ли беда?
Все мы вдоволь кровью землю оросили…
Что взойдет весною в поле? – лебеда…
Белый снег России на еловых ветках,
И межой по сердцу – край кромешной тьмы.
Эх, лихое время – русская рулетка!
На войне гражданской все побеждены.
январь 2005
Отсыпь махорочки, товарищ в кожане,
А прикурить нам даст Каледин – атаман.
Скажи, товарищ, ну, когда конец войне?
Когда с победой мы вернёмся по домам?
Четвёртый год ложусь на скатку головой,
А трёхлинейка мне под боком, как жена.
Еще с германской в этой жизни фронтовой
Не канонада нам страшнее – тишина.
Мы – за республику свободного труда,
А ты, товарищ разлюбезный, кто таков?
Зачем из Питера приехал ты сюда?
За коммунистов ты аль за большевиков?
На бронепоезде тут был один такой,
С тобою схожий, только что без кожана,
Устроил митинг и кричал: «Айда домой!
Бросай винтовку, - дома ждет тебя жена!»
Так мы собрали революционный сход
И порешили – дескать, караул устал, -
И беляка того отправили в расход,
Чтоб агитацией войска не раскладал.
А правда, Ленин – двухметровый великан?
А Троцкий – наш главком – по нации еврей?
А правда, скоро пролетарии всех стран
Соединятся? Вместе было б веселей!
Добьём Каледина, Деникина добьём
И всей Расеей будем долго пировать,
Нальём по полной, выпьем и еще нальём.
Такая будет жизнь – не надо помирать!
За новый мир нас агитировать на кой?
Буржуев сами гнать готовы мы взашей!
Так убери ж наган, товарищ дорогой,
И распусти заградотряд из латышей!..
январь 2005
Миллионная сбилась ватага
Нас, участников адской мистерии:
Красный флаг – против красного флага
И республика – против империи.
По дорогам России заснеженной
Прокатилось цунами войны.
Никому не укрыться от бешенной,
Всё сметающей этой волны.
Вот и выпало, как велят, - от наркома до юнкера:
Кому – шашкой от Каппеля, кому – пулей от Блюхера.
Кто пошёл за рабочий класс, кто за Родину в бой.
А помирит в тридцатых нас вологодский конвой.
Ох, ты, смута, российская смута!
Не причины ты ищешь, а повода.
Вечно нет здесь покоя кому-то
Без пожара, без крови, без голода.
Смерть слепа, - разминулся у яра с ней, -
Вроде трезв, а как будто бы пьян.
И гуляет всё круче, всё яростней
Четвертованный тать Емельян.
Восемнадцатый год в ЧеКа не забыть духа чешского.
И на золоте Колчака сединой Тухачевского
Проступает предательство иноземных знамён.
И звучат, как ругательства, речи смутных времён.
Упаси нас от тифа и плена,
Не дай Боже запутаться в стремени!
Комиссары в буденовских шлемах
Скоро будут своими расстреляны.
Латышей – пулемётчиков Троцкого
Та же скосит кривая коса,
В общий ров, в ледяной ли торос кого
Вгонит вдовья сухая слеза.
Вот и сбудется, как велят, - всем по доле оставлено:
Кому – горе от Врангеля, кому – счастье от Сталина.
Но не склеить Царь-Колокол даже в радужном сне.
Тащит ветер нас волоком по сожжённой стране…
Тащит Время нас волоком по гражданской войне!
февраль 2005
Над белой дорогой висит золотая звезда,
Твоя золотая глядит на меня, не мигая.
Над белой дорогой с лица ее, словно с листа,
Играешь ты вальс - не всерьез, а как будто играя...
Над белой дорогой склоняются сосны,
Скользят невесомо по самому краю.
Вернуться б, вернуться, покуда не поздно!
Две тонких руки вальс разлуки играют.
Покуда рассвет не размел эти ноты,
Покуда со снегом не спуталась накипь,
Останься, останься, - за краем темно. Ты
Едва ли отыщешь попутные знаки.
Нет смысла отныне ни в добром совете,
Ни в новом мессии, ни в миссии строгой.
Прощай же, прощай! Поднимается ветер
Над далью пологой, над белой дорогой...
Как холодно! Что-то никак не согреться...
Спит музыка в доме заброшенном, старом.
Как просто по швам разрывается сердце -
Мешок, переполненный горестным скарбом.
Над белой дорогой висит золотая звезда...
январь 1997
Мне приснилось февральское синее утро,
Ледяные торосы под белой Полярной звездою,
Что сияла с высокого неба божественно - мудро.
И я понял, что скоро умру с этой мыслью простою.
И когда заскрипела во тьме дверь убогой темницы,
Я уже был готов не к земному – к иному допросу.
Лишь при свете коптилки спросил у хромого убийцы:
«Что, не будет суда? Так позвольте хотя б докурить папиросу».
Припев:
И в словах этих был налёт безразличья к любой из фраз.
И шагнул Адмирал на лёд как тогда, но в последний раз.
Не святой, слава Богу, нет – тоже крови пролил людской.
И последний глубокий след унесёт Ангара весной…
Мне приснилось – и стало отчаянно жалко –
Как уходит под воду корабль под названьем «Россия»,
И как женщина прячет лицо в кружевах полушалка,
И как рушится мир, не взирая на наши усилья.
Этим нужен грабёж, те с трибун обращаются к массам,
Большинство верит мути газетной – простой и понятной.
Мир под красной звездою горит – под безжалостным Марсом.
А я сделал что смог под своею звездой – под Полярной.
Припев.
декабрь 2004
Фанерный чемоданчик, казённое сукно, сутулая фигура каторжанина,
Вокзальный ресторанчик, дешёвое вино, которое допить не помешали нам,
Поскольку скорый поезд, как принято у нас, запаздывал на два часа без малого,
И стрелки, успокоясь, стреляли через раз секундами в диспетчера усталого.
Припев:
А Время в прошлое по перегонам летит,
Всего хорошего оседлым нам пожелав.
Не дай Господь ему сойти с прямого пути!
Хотя по-своему здесь каждый стрелочник прав.
И ничего уже не изменить. Всё как есть:
Снегами по уши базар-вокзал занесён.
И золотой запас кем разворован – Бог весть.
Но медноликий Спас отныне будет спасён!
Железная дорога, ничейная земля, и первый класс, и общий, и «столыпинский».
От Бога до острога – несжатые поля, приказы Колчака, декреты, вывески.
На станцию подался солдат за кипятком, а может, по нужде, - а эшелон ушёл.
Так тут он и остался. Вагоны все битком: в том беженцы, а этот багажом гружён.
Припев.
Совдеповского ада кошмары позади, да жаль, манто одел не по фигуре я:
Семёновская банда разобрала пути и грабит всех на станции Даурия.
Эх, заячий тулупчик пошёл трещать по швам на сталинской спине шинельным вырезом.
Вахтёр хлебает супчик. И наше дело швах: не впустят нас туда, где небо в ирисах…
Припев.
И всё-таки, товарищ, ты верь – взойдет она – не красная, не белая, но зимняя,
И головни пожарищ в пастельные тона окрасит тихим светом с неба синего.
Ты верь – из этой искры не возгорится лжи, что заставляли нас зубрить за партами!
И даже если выстрел услышал – не дрожи: то ребятня балуется петардами.
декабрь 2004
Расказачили Дон, обезглавили храмы,
И последний патрон ждёт удара бойка.
За российский кордон тянут лошади с храпом
Тело Каппеля через застывший Байкал.
Генеральский эскорт – неживая пехота.
Где-то лязгнул затвор, как медвежий капкан.
Кровь, обиду и скорбь Ледяного похода
Ты запомни, река под названием Кан.
Припев:
Исход России из России на восток…
Когда-то белый снег чернеет в одночасье.
На посошок прими стакан, разбей на счастье
И зачеркни невозвращение крестом.
Исход России… Будет долгою зима.
Всего две оттепели – разве ж это много?
Крестами – вешками отмечена дорога,
И снег – не поднятая вьюгой целина.
На Харбинской земле мы узнаем едва ли,
Чем закончится там победителей пир.
Не на поле в седле, а в лубянском подвале
Будет Блюхер убит и расстрелян Якир.
Что же, всем по делам Бог воздаст и по вере:
Кто во льду Колымы, кто в осеннем жнивье,
А Спасителя Храм приведён к высшей мере –
И осколки упали на Сен-Женевьев.
Припев.
Мы вернёмся назад, мы, конечно, вернёмся
И могилы своих дорогих навестим.
Там пылает закат и тяжёлое солнце
Клонит голову вниз на дощатый настил.
Нас потомки простят и помирят с врагами,
Рядом с «Красной Звездою» «Георгий» блеснёт.
А покуда блестят полыньи под ногами, -
Продолжается русский Ледовый Исход…
март 2005
Окропи мои струны байкальской водою, Бурхан!
Отними мои беды, Ольхон, да грехи отпусти!
Дай мне силы на песню весёлую, Камень-Шаман!
Я спою, жив покуда! Ты, мать Ангара, не грусти!
Если лодка наткнётся в истоке твоем на топляк,
Я попробую выплыть, - до берега недалеко.
Если что-то не так, если с песнями нынче – голяк,
Значит, будет нам небо за вредность давать молоко.
Припев:
И ветер Баргузин да полная луна надо мной!
Ржавая листва на путях. Лодка и рыбацкий причал.
Не поймёшь, в каком столетии живёшь, и в какой
Стороне твой дом, и по ком там горит свеча.
Эй, степные ветра – гривы белых небесных коней,
Кочевые костры да листвы золотая орда!
Сколько выпало нам до метелей безоблачных дней?
Сколько выпила горечи, чтоб стать святою, вода?
Нам пора возвращаться к истоку – октябрь за окном,
И всё меньше тепла, и всё больше искусственных лиц.
Посидим напоследок на ветках, тихонько споём,
А потом полетим – кто на небо, кто с листьями вниз.
Припев.
При рождении душ нам судьба раздала паспорта:
В них кто воин, кто шут, кто Иной, кто с фанерой в груди.
А уйдем, - и закроется выпустивший нас портал…
Помаши нам, Сибирь, мягкой лапой вослед – и прости!
сентябрь 2004, Иркутск
Край земли, захолустье, погода сырая,
Сбиты с церкви кресты и обиты пороги.
Прорастает берёза сквозь крышу сарая,
И старуха с кошёлкой бредёт по дороге.
И лениво расправив тяжёлые крылья,
Пролетает ворона над старым погостом,
И повсюду следы векового унынья.
Не Святая Елена, но всё-таки остров.
Остров Старый Острог в океане таёжном
Осторожно живёт, настороженно дышит
И в укладе старинном, а значит, надёжном,
Ни властей, ни последних известий не слышит.
И живут здесь, как Лыковы – старообрядцы,
Два глухих старика – в прошлом белогвардейцы,
И старуха, которой вороны боятся,
Да еврей-меньшевик, не сбривающий пейсы.
Тут свежайшая пресса – подшивка «Недели»:
Речь генсека, которому что-то вручили,
Урожай в Казахстане, волнения в Дели
И фашистская хунта под соусом Чили.
На бревенчатой стенке прикреплена косо
Репродукция Врубеля вместо Рублёва,
И лампадка дымит, что твоя папироса,
И еврей налакался по-русски, до блёва.
И старуха его выгоняет на воздух,
Обзывая «троцкистом», и лезет на печку.
Тяжело засыпает затерянный остров,
Оставляя на страже не спящую речку.
А наутро проснувшись без радиогимна,
Обнаружит старик, что сосед его помер.
Всё наследство покойного – царская гривна
И под полом обрез – три патрона в обойме…
Ни котов, ни собак, - ни мяучат, ни лают.
Даже возле погоста чуть-чуть поживее:
У развалин часовни с восточного краю
Вырос Бог знает как золотой можжевельник.
И холодное солнце, раздвинувши тучи,
Близоруко сощурив белёсые пятна,
Удивляется: «Как эти люди живучи!
И на что существуют они – непонятно…»
январь 2005
Искрится снег в прожекторах.
Мне срок апостолы, как видно, не скостят:
Я снова здесь, на северах,
Где за спиной ветра постылые свистят.
Чуть свет подъем, - и побрела
Колонна черная дорогой ледяной.
Здесь у начальников - "дела",
А наше дело - оттянув, уйти домой.
Мне белый клифт зима пошьет,
А драга чуб от седины заговорит:
Я постараюсь на рыжье
И стану рыжим - им, как правило, фартит.
Гудки судов с материка
Напоминают иногда иную жизнь.
И песню старого зека
Поет барак: "От злой тоски не матерись..."
А над бараком звездный ковш -
Как будто флаг, - земная ось - его флагшток.
А я вчера каленый нож
В щели припрятал - пригодится, если что.
Охрана режется в "буру",
Пьет разведенный спирт женатый замполит.
И на погоду поутру
Душа, пять лет назад отбитая, болит...
август 1998
Тундра стонет ночами глухо,
Косячок забивает Кутха.
Эй, начальник, давай, ни пуха -
ни пера, ни пера!
Вышка справа и вышка слева,
А цыганское счастье слепо.
Птичий табор уходит в небо -
к северам, к северам.
Гонит сполохи стылый ветер, -
И по этой простой примете
Быть тебе за меня в ответе -
без крестов, без наград,
Ведь свобода - моя невеста,
Мы обнимемся наконец-то.
Я - фартовый и с малолетства
конокрад, конокрад.
Припев:
Тридцать три ступени вверх,
Вниз - отвесная стена.
Если проигрыш - пятак, выигрыш - алтын.
А неволя не для всех -
Прописная истина,
Для кого-то - повод быть с волею на "ты".
Чахлой гонит меня тайгою
Кнут ли, пряник ли, - Бог с тобою.
Раскорчеванная цингою
кровоточит десна.
Шаг за шагом дается тяжко
Бесконвойному, - но пока что
Ближе к телу своя рубашка,
ближе к сердце Весна.
С нею горя как не бывало, -
Только звезды да воздух талый
От костров. Подсоби, ромалэ, -
доползти не смогу!
Кто бы мне на мой стон ответил?
Бог не пулею шельму метил -
Мимо шел он, да не заметил,
как заснул я в снегу...
Припев.
сентябрь 1998
Вы бекон жуете за границей,
Мы доели хлеб, допили квас.
Александр Исаич Солженицын,
Напишите что-нибудь про нас!
ТАМ живут (и песня в том порукой),
Здесь же долг Отчизне отдают
Три чекиста, три веселых глюка.
Люди Флинта песен не поют.
"На прощанье поднимай бокалы,
Экипаж машины боевой!.."
Здесь разбита грозная баклуша,
Дурака валяют все подряд.
Выходила на берег Катюша,
Но ее вернул погранотряд.
Это зона, каторжная зона,
Из нее на волю не уйти.
Вам до боли все это знакомо.
Напишите, мать его ети!
Напишите, - будет нам полегче
Проживать в сомнительных местах,
Выпив кружку чифира под вечер,
Почитать правдивый самиздат.
Не по лжи Вы жить всегда просили.
Наживёшь немного не по лжи!
Обустроить мы хотим Россию,
Но живём над пропастью во ржи.
Да, страна нуждается в ремонте!
Да, пора менять на пиво квас!
Кстати, что Вы пьете там, в Вермонте?
Мы пьем вермут, в том числе за Вас.
Нам цыпленок-табака не снится,
Но табак недавно вышел весь.
Александр Исаич Солженицын,
Вышли нам махорки пачек шесть!..
сентябрь 1998
Возьму билет и снова одинок
На верхней полке гряну храпака,
И паровозный серенький дымок
Начертит вензель в небе - и пока!
И ничего не скажет проводник,
Покрепче чай заварит от души,
А за окном поднимет воротник
Сошедший на платформу пассажир.
И уплывет отбившийся от рук
Музей разлук и встреч - ночной вокзал.
Под рундуком колеса тук-тук-тук.
Жарь, машинист, не жми на тормоза!
Прощай, весна колымская, салют!
Линяет зверь, - и я на юг слинял.
Жаль, что годами сдачу не дают,
А то бы я червонец разменял.
На ветер трёшку, два - за просто так,
Четыре года "куму" за ночлег,
А год за жизнь, - а ей цена пятак,
И новый срок - почти что новый век.
Один за всех и все за одного.
Качают рельсы мой плацкартный дом,
И никому нет дела до того,
Кто я такой, - спасибо и на том.
апрель 2003
В белой раме окна – ночь, словно чёрный квадрат, ночь.
Нету ни ветерка, только издалека
Слышу я, как поют облака.
Может быть, я плацдарм сдал. Может быть, я другим стал.
Но сижу в тишине, и не хочется мне
Ни вина, ни «кина» на стене.
Припев:
Нулевое время, стрелки оперенье,
Словно стрелы, сбросили.
Замер миг паденья, лёгкое паренье,
Первый снег по осени.
Замедляет река бег, к сорока сорокам – век.
И рубцы на душе, и бранят нас уже
Нувориши за рай в шалаше.
Зимний бог нам давал знак поспешить поменять флаг,
А теперь он велит посидеть на мели,
Раз мы стрелки не перевели.
Припев.
В белой раме окна – свет, на экране окна – снег,
И приходит во сне снова сказка ко мне,
Снова розы цветут на окне.
март 2005
Между югом и севером - снег,
Между синими сопками - смог.
Как консервные банки, ржавеют дома,
Над домами - тяжелый "совок".
Петли скользких трамвайных путей -
Из минувшего в прошлое мост...
И глазами героев глядит на меня
Гуттаперчевый град Комсомольск.
Я не первостроитель, не сноб,
Не Сизиф, не Святой Симеон:
Просто я здесь родился когда-то давно
И остался до лучших времен.
И мой крест - монтировка с киркой.
И мой храм - бакалея с торца,
Где угрюмой толпою коровы бредут
По проспекту Вождя и Отца.
Так привет вам, привет, земляки
Из бараков, скитов и берлог!
Две эпохи бездарно смешались в одну, -
И над вами - трехцветный "совок".
А я снова скрываюсь в тайге,
Дезертир из кармических войск, -
И дает мне в дорогу берданку и соль
Гуттаперчевый град Комсомольск.
март 1998
Весёлое «пока»! За Звёздными Вратами тает свет.
И Ключник не святой нас впустит за банальный анекдот.
Весёлое «пока» – в один конец автобусный билет.
Мы больше не умрём, – мы приняли надёжный антидот.
По Млечному Пути уходим белым паром из котлов
В реальные миры, проросшие в бездонной пустоте,
Оставив молодняк, не слышавший ни Янку, ни «битлов»,
Жевать фанерный сленг, тащиться и торчать на «кислоте».
Припев:
Встав на цыпочки, нажав кнопку нужного этажа,
Поднимается ввысь дошколёнок-душа,
как по ртутному столбику.
То ли трос и прозрачный лифт,
то ль струна и гитарный гриф,
То ли просто рассыпан белый грим
по гримёрному столику.
Весёлое «пока» мигает огоньком на маяке.
Кто духом заземлён, тому заказан путь за эту грань.
А мы, раздав долги, без посоха уходим налегке,
Как уходили встарь разыскивать таинственный Грааль.
Там неба целина распахана планетой Фаэтон,
Там нет ни сорняка, и злаки Зодиака в полный рост.
Бубенчик под дугой выводит, как чистейший камертон,
На нотную строку весёлое «привет» сверхновых звёзд.
Припев.
апрель 2005
Социалистический рай,
Пыльная дорога на фронт.
Порохом ли, прахом по руке погадай,
Царь-Горохом да в огород.
Капиталистический ад,
В поле воет ветер-бобыль.
Старая икона да на новый оклад,
На броне гранитная пыль.
Припев:
Это моя война с тем, кому всё равно,
Кто будет завтра спать, душу убив иглой.
Это моя вина! Кто-то разлил вино,
Кто-то решил опять править последний бой там, за стеной.
Лопнул медный меридиан,
Закачались чаши весов,
Выскочила гильза, раскололся стакан,
Лязгнул на воротах засов.
Каждому бойцу по весне
Хочется на дембель уйти.
На посту к солдату смерть приходит во сне
Сквозь бронежилет на груди.
Припев.
Рви кольцо, дави на педаль,
Вспоминай забытый куплет!
На дороге к небу не проложен асфальт,
Карты врут и компаса нет.
февраль 2005
Был девиз: «Родной земли врагу – ни пяди!»
Проливали кровь за каждую версту.
А теперь карандашом по карте чиркают не глядя,
Словно бритвой по старинному холсту.
Раздают по островку, по мелкой луже,
А потом отхватят и большой кусок.
Нате, кушайте, китайцы, - Сахалин Москве не нужен,
И не нашенский Кремлю Владивосток…
«Газпрома» ли? Полпреда ли? По-ельцински, спьяна
Нас продали, нас предали! Спокойно спи, страна!
С обрезами в леса на юг якуты побредут,
Обрезаны по самую Уральскую гряду…
Было время – мы платили дань татарам,
А теперь Европе раздаём «долги».
А я еду, а я еду за границу за товаром
И расплачиваюсь запахом тайги.
Понимаешь, это просто, очень просто –
С умным видом снять последние штаны,
Дать как будто бы взаймы одним соседям полуостров,
А другим – сплеча, по-царски – полстраны.
Япония приветик мне пришлёт на серебре
С шестидесятилетием Победы в сентябре.
По-разному стареем мы с Японией вдвоём,
Отпразднуем столетие Цусимы – и всплакнём.
В снегопады нам дороги чистят черти, -
«Паханам» пахать по должности нельзя.
А начальником Чукотки числится хозяин «Челси»,
Остальные – кто холопы, кто князья.
Принимай, Россия, беженцев с Востока!
В Благовещенске китайцы пьют ханшин…
Современные Иуды, шмат России стоит сколько?
Что в иенах, что в юанях – всё гроши…
Высокой получается оптовая цена.
Высоткой Волочаевской – Кремлёвская стена
Ощерилась могилами кремированных душ.
Расщедрилась родимая на похоронный туш…
январь 2005
Где ж ты, золотая середина
Русской разухабистой души?
Вот партийных песен паутина
Порвана. Что хочешь – то пиши!
Но тут же новорус, что с жиру пухнет,
Баб своих к эстраде прикормил.
А русские поэты вновь по кухням
В Магадане, в Энске и в Перми.
Врубишь музон, бац – и отключка –
Радиоформатный бред:
Или Кобзон, или Сердючка, -
Золотой середины нет.
«Да хватит тебе, чёрт возьми, ругаться,
На формат напрасно громыхать!
Ведь молодёжи надо развлекаться,
Старикам охота отдыхать!»
Да отдыхайте! Что, я разве против?
Но всё же надо думать иногда:
Ведь этот вот – урод, а тот юродив, -
И это наши «звёзды», господа!
Крёстный отец, Пьюзо – бедняга,
Мафиози поменяли цвет:
Или дворец, или тюряга, -
Золотой середины нет.
Вот у них Шварцнеггер раз – и в дамки –
Терминатор Калифорнии!
А у нас то вор, то хрен на палке,
Да как его вообще оформили?!
А он вчера был там, где самый строгий
Из всех существующих режим,
А нынче в Подмосковье замок строит
И орлом глядит с его вершин.
Перекрестясь, как от пожара:
«Чё за мулька у тебя – поэт?»
Или ты князь, или бомжара, -
Золотой середины нет.
март 2005
Не расскажет никто, как рождается песня на свет
В тишине предрассветной, бессонной
Из огарка свечи, из окурков ночных сигарет,
Из струны дребезжащей, басовой.
Не расскажет никто, как приходит нечаянный стих,
Словно в дверь постучавший прохожий,
Каждой строчкой своей умоляя тихонько - впустить
И простить, если вдруг потревожил.
Два аккорда заветных,
два слова, две тонких руки,
Чье тепло согревало
меня долгой северной ночью.
Не забыть оглянуться
у берега мутной реки,
Чтоб запомнить тот образ,
что сам я себе напророчил.
Не расскажет никто, как уходит полночный состав,
Грохоча по тускнеющим рельсам.
Не расскажет никто, как срывается песня с листа.
Кто вернет и споет эту песню?
Кто нашепчет мотив, ненароком коснувшись плеча,
Уходя, улыбнется с порога? -
Это память моя, это ты, мой случайный причал
И Любовь, и Судьба, и Дорога.
август 2000, Иркутск
В наших душах вольны,
Кто в неволе прожил
И кто света не видел в глаза -
Всем смертельно больным
Беспокойством души
Посвящается эта гроза.
Напрочь расколота громом скрижаль,
И не прочесть письмена.
Небо набросило черную шаль -
Траур на все времена
В память о каждом, кто песню свою
Нес через тяжкий искус.
Горек запев, и пока я пою,
Молнией бьется мой пульс.
Припев:
Вера моя - воля,
Лики озер - мои образа,
Певчие - ветры в поле,
Сила моя - гроза.
Горек запев, да не выпьешь до дна
Чашу свинцовой росы.
Синем огнем обжигает она,
Песня в раскате грозы.
Черного золота ночи не жаль,
Бесам себя не спасти!
Громом расколота неба скрижаль -
Некуда крик вознести!
Припев.
сентябрь 1993
Памяти В.А.Козина
Жил маэстро магаданский в тесной маленькой квартире, -
За года сроков бессонных от простора он устал.
Из родни своей цыганской он один в огромном мире.
Плюс пять кошек, пианино, горы книг да гулкий зал.
Припев:
Речушка Магаданка, девчушка-хулиганка,
Как мы не постарели за долгие года?
Речушка Магаданка, Бутырка да Таганка,
Колючие метели да тёмная вода…
Речушка Магаданка, ворожея-цыганка,
Колымские метели да тёмная вода…
Жил маэстро магаданский в угловой пятиэтажке.
И соседи льнули к стёклам, если гости из Москвы
К их соседу приезжали, чтобы выпить по рюмашке,
И любезно приглашали: «Приезжайте к нам и Вы!»
А он не ехал, он остался навсегда в земле, с которой
Породнился его голос - и не раз ещё споёт
Над Сеймчаном, Карамкеном, над колючкою знакомой,
Над погостом безымянным, где вповалку спит народ.
Припев.
Говорят, он был заносчив, незнакомцев опасался.
А может, просто не старался жить как все и петь как все.
Он хранил в душе, как ветер, кротость русского романса,
В век эстрадной индустрии позабытого совсем.
Припев.
февраль 2005
Не то под блюз, не то под музыку Вивальди
Примчался ветер ко мне из Крыма.
Его душа - подбитый голубь на асфальте -
Вчера крылата, теперь бескрыла.
А от души бескрылой просто нету проку,
Вот и принес он ее в надежде,
Что хмурый северный наш край ее утешит
И даст ей крылья, и слава Богу.
Северная быль, сказка о земле,
Где еще никто не бывал из нас,
Где в тумане плыть душам кораблей,
В море навсегда скрывшихся из глаз.
На северах из поколенья в поколенье
Передаются ключи от рая.
Здесь миллионы душ нашли успокоенье,
Земным этапом пройдя до края.
Навеки скованные вечной мерзлотою,
Сжимая камень, как пайку хлеба,
Тела безвинно убиенных, глядя в небо,
Под безымянной лежат плитою.
Ледяная даль, купол-горизонт,
Сполохов спираль, белые дымы.
Снегом занесен, видит южный сон
Золотой песок стылой Колымы.
Как понимаю я тебя, бродяга-ветер...
Здесь Время - лекарь, а срок - учитель.
Отсюда всё, что происходит на планете,
Сто крат виднее, уж вы учтите.
День дольше века, что бы там ни говорили,
А жизнь короче тропы к бараку...
Перо ломается, скрипит и рвет бумагу
Под парусами "Святой Марии".
Что же нам еще Север нагадал?
Взял наш самолет курс на материк.
Помни и прощай, город Магадан!
Осенён крестом твой скорбящий лик.
май 2003