Полнолуние - Андрей Земсков
|
Полнолуние - Главная Полнолуние - Андрей Земсков |
|
| Песня о встречном | (Вот опять слышу грохот и вой...) |
Веселая ночь
 |
(Красной краской на белом листе...) |
| Белая Сибирь
|
(Ледяным бураном замело дорогу...) |
| Амнистия | (Потеплело, - и первыми листьями...) |
| Бродяга (народная) | (Глухой неведомой тайгою...) |
| Речка Мана | (Отсвистела белым снегом по полю...) |
| Памяти Василия Шукшина
|
(Ставень скрипнет на ветру на осеннем...) |
| Забайкальская
|
(Разыгрался буран в чаще...) |
| Поезд | (Гудящий, как "Титаник", возле тамбура титан...) |
| Сверхсекретный вальс | (Ослепительным звездным проспектом...) |
| Дембельский поезд | (Ты припомни тот мотив да заиграй его...) |
| Антипесня | (Размышлял я на крыльце...) |
| Оклахома | (Выпал снег - а я в сандалях...) |
| Роза ветров
|
(Не суди, не ряди в свой обряд, мой языческий ветер...) |
| Високосный год
|
(Низко - бденья, высоко - сны...) |
| Посвящение княгине Трубецкой
|
(Безутешная дорога от распутицы-Весны...) |
| Посвящение Бурхану
|
(Байкальский берег, костерок и в котелке уха...) |
| Ольхонский романс
|
(Торгуют спелою брусникой...) |
| Иркутская история | (Иркутская история среди житейской прозы...) |
| Станция Зима | (Без пяти минут прощай...) |
| К тебе
|
(Когда наотмашь високосный год косит...) |
| Откуковало лето жаркое
|
(Откуковало лето жаркое...) |
| Продано небо
|
(А разойдемся мы красиво...) |
| Дым да туман
|
(Дым да туман, да звон-благовест...) |
Вот опять слышу грохот и вой
Тепловоза, до боли знакомый:
Вот проносится встречным лихим
Жизнь моя за вагонным окном.
Всё свое я таскаю с собой, -
И таскаю всё больше из дома,
А домой - разве только стихи.
Но пока не беднеет мой дом.
Слава Богу, беднее не стал,
Слава Богу, не стал и богаче.
Стало больше друзей и забот,
Стало меньше обрывов и скал.
Вот несется на запад состав -
Белогорск, Архара, Магдагачи,
Чернышевск и Петровский Завод,
А за ними - красавец Байкал.
Впрочем, перед Байкалом еще
Есть Бурятия - сопки да сосны.
Здесь два года армейских моих
В кирзачах по бетонке прошлись.
Было трудно, но это не в счет:
Были молоды мы. Только поздно
Переписывать заново стих,
Если он называется Жизнь.
Перед сном посчитаешь до ста
Или бросишь кусок сахарина
В кипяток. А заглянешь вперед -
И Чита тебе, брат, не чета.
Вспомнишь песню про эти места,
Где бродяга бежал с Сахалина, -
И такая тоска проберет -
Хоть полгода газет не читай.
Снова встречный состав просвистел -
Два десятка товарных вагонов.
А быть может, как в сталинский век,
Мчат в "столыпиных" сотни зека?
Ведь у нас повторенье систем
Всё на тех же идет перегонах, -
И этап снова падает в снег,
И на север плывут облака!..
И напротив мой старый двойник
Приникает к окошку в надежде,
Что поднимет изнанку судьбы
Наша встреча в пути на-гора.
Но приносит чаёк проводник,
И проносятся мимо, как прежде,
Города, полустанки, столбы...
Белогорск... Архара... Ангара.
август 2000, поезд Иркутск-Хабаровск
Красной краской на белом листе
Знак поставили перья-ножи.
Каково тебе, брат, во Христе, -
Поделись, расскажи.
Или душу тебе оплевал
Кто-то близкий со зла, сгоряча ль?
Или просто ее оплела
Паутина-печаль?
Я пойму твой нескладный рассказ:
От людей, от себя, наконец,
Я ведь тоже срывался не раз,
Я такой же беглец.
Все надеясь - авось повезет,
Спотыкался - и сам был не рад.
Так что ты ничего наперед
Не загадывай, брат.
Припев:
Эгей, веселая ночь без вина и огня!
Эгей, калмыцкая степь, сколько зим, сколько лет!
Эгей, мне тамбовский указ выдал волчий билет.
Эгей, на кого же ты, ночь, покидаешь меня?
А вдали розовеет рассвет, -
Скольких он не застанет в живых...
Чьи-то кони шагают след в след
По стопам тишины,
И заснеженный тянется тракт
В те края, где без нас хорошо.
Что же ты пригорюнился, брат? -
Выпьем на посошок!
Припев.
ноябрь 1996
Ледяным бураном замело дорогу,
Ветром закружило, заложило грудь.
Встану утром рано, поклонюсь порогу,
Отвяжу полкана и отправлюсь в путь.
То ли от Казани до Оби неблизкой
Каторжным этапом хаживал уже,
То ли от сказаний о земле Сибирской
Как-то неспокойно стало на душе...
Припев:
Белая Сибирь, золотая россыпь
По таежным рекам отворись, не трусь!
Белая Сибирь - сосны да морозы,
За Байкал навеки сосланная Русь.
Вьюга сердце дразнит. В небе ни алмаза,
И не по плечу мне золото погон.
Тормозну на трассе дальнобоя - МАЗа, -
Всё повеселее будет перегон.
А за перегоном - вновь пейзаж неброский,
Сполохи, как будто свечи с алтаря.
Рядом с техталоном на стекле - Высоцкий:
В золотых артелях помнят блатаря.
Припев.
Ермаковы тропы, бани, буераки,
Жены декабристов, тот и этот свет,
Храмы да хоромы, бары да бараки -
Всё перемешалось за пять сотен лет.
Вот и различаю, как в старинной книге,
Знаки препинанья - знаками времён.
А ветра качают рваные вериги,
И в тумане тает колокольный звон.
октябрь 2000
Леониду Мончинскому
Потеплело, - и первыми листьями
Заиграли деревья, как цацками.
Тут и вышла Сибири амнистия
От Весны в честь прихода на царствие.
Зашумели ручьи, и по-дружески
Вертухай улыбнулся, как водится.
И последний зека Петр Якушинский
Стал с вещами на выход готовиться.
А ему говорят: "Не спешите,
Нет про Вас указания свыше.
Вы прошение, князь, напишите, -
Так быстрее начальство услышит."
А Якушинский перекрестился,
Опустился на нары устало
И сказал: "Я сюда не просился -
И отсюда проситься не стану."
Опустели сибирские рудники,
На вокзалах и в душах волнения.
В отпусках отдыхают сотрудники
Комитета Глобального Бдения.
И бредут с рундуками фанерными,
И в буфетах Тайшета и Невера
Пьют свободу стаканами мерными
Уцелевшие узники Севера.
Кто родился и жил огольцом там,
Словно птица с подрезанным сердцем,
Кто Колымским кольцом окольцован,
Кто татарином был, кто чеченцем, -
Как бы ни было Время жестоко,
Каждый верил примете старинной,
Что приходит Весна не с востока,
А из черной Омчакской долины.
В облака, как седой головой - в купель,
Белым голубем по ветру вешнему...
И шипел вертухай: "Это оттепель:
Скоро снова всё будет по-прежнему!"
Но сугробы темнели и рушились,
И Весне присягали, как Истине.
Лишь последний зека князь Якушинский
Не дождался великой амнистии...
Где-то "дело" его затерялось,
И чиновник его не коснулся.
А зека придавила усталость, -
Он прилег и к утру не проснулся.
Вот и снится ему что попроще:
Обгоревшие в храме иконы,
Петербург и Сенатская площадь,
И Сибирь, и вагоны, вагоны...
октябрь 2000
Глухой неведомой тайгою,
Сибирской дальней стороной
Бежал бродяга с Сахалина
Звериной узкою тропой.
Шумит-бушует непогода,
Далек-далек бродяге путь.
Укрой, тайга, его глухая -
Бродяга хочет отдохнуть.
Там, далеко за темным бором
Оставил родину свою,
Оставил мать свою родную,
Детей, любимую жену.
Умру - в сырой земле зароют,
Заплачет маменька моя,
Жена найдет себе другого,
А мать сыночка никогда.
Отсвистела белым снегом по полю,
Замерла февральская метель.
Значит, мне опять линять, как соболю,
И менять и шкуру, и постель.
Избежав охотничьего выстрела,
Холостой, матёрый, не хмельной,
Я на речке Мане баньку выстрою
На кордоне за Урман-стеной.
Посчитай, кукушка, мои годы, - сам
Я считаю десять лет за год.
Жизнь на масти Уголовным кодексом
Поделила весь честной народ...
Чем же ты, Расея моя бедная,
Столько лет была так занята?
На пороге - полотенце белое,
За порогом - зона, да не та...
Речка Мана, чистая да быстрая,
Возврати судьбе мои долги:
Сберегла от холостого выстрела,
Так теперь от пули сбереги.
Вот дорога, буреломом крытая,
Вот погост шиповником порос,
Вот гармонь да песня незабытая
Про Сибирь, про баньку, про покос.
Вновь тайга туманом, словно плащиком,
Укрываться станет по утрам,
И плоты сосновоборских сплавщиков
Поплывут по манским шиверам.
Коль "расческой" не согнула деревце
Надо мной таежная река,
Значит, есть еще на что надеяться,
Значит, жизнь не прожита пока!
август 2000, Иркутск
Ставень скрипнет на ветру на осеннем,
Птица крикнет, - я окно приоткрою.
Завтра будет у меня воскресенье,
Завтра всё пойдет на лад, - пир горою.
Будет полный дом гостей - полной чашей,
И гармоника округу разбудит,
Загуляет, запоет да запляшет.
Но меня в кругу веселом не будет.
Я оставил все земные заботы,
И веселье мне теперь - не веселье.
Я свое отгулевал до субботы,
Я свое отвоевал воскресенье.
И стою один, а Время проходит,
Год за годом подрубая под корень.
И плывет мой голубой пароходик
В степь донскую, как в открытое море.
Побежать бы мне туда, на траве лечь,
А до третьих петухов - в дом обратно.
Звякнет стремя у костра. Тимофеич,
Ты ли это, атаман, кровный брат мой?
Принимай таким, как есть, Бог с тобою!
Срок подходит в облака окунуться.
Что-то зелье у тебя не хмельное:
Не забыться, не заснуть, не проснуться...
Ставень скрипнет на ветру, протабанит
Ночь сырую, как весло, засмеется.
И душа, как мотылек в стылой бане,
В ковш с водою упадет, захлебнется.
Долго будет биться ветер осенний
В окна темные с тоскою напрасной.
А потом придет мое воскресенье
С горькой ягодой - калиною красной.
сентябрь 2000
Разыгрался буран в чаще,
А мелодии все те же.
Стало сердце сдавать чаще,
Стали гости бывать реже.
Ничего, что один в поле:
Не до жиру - живым встать бы.
Все обиды не в счет, коли
Доживем до чужой свадьбы.
Ой, воля моя, воля -
забайкальские снега!
Возьми ты меня в долю,
ледяная Селенга,
От Петровского Завода
до Иркутских рудников,
От тридцать седьмого года -
до не сброшенных оков.
Что ни день, то дыра в днище.
За гитару возьмусь - вою.
А вокруг воронье свищет
Над судьбою моей злою.
От отчаянья стал черствым,
Да не голос сорвал - нервы,
Заступил за черту - черт с ним,
Все равно не прийти первым...
Ох, не иначе скоро
восемь шкур сдерут с меня:
У каждого забора
псы веригами звенят.
А ты по чайным чашкам чачу
разливай под вой-буран.
От добра добра не прячут,
старичок ты мой гуран!
Возвращаться домой поздно,
На стекле ветровом фреска.
Вьюга гнет по тайге сосны
И ломает легко, с треском
Об колено, - куда краше!
Нас не примет сейчас трасса.
Так давай, старичок, вмажем
За мосластых коней МАЗа.
июнь 1998
"Ну, так что же, - сказал, захмелев, капитан. -
Водку пьешь ты красиво, однако..."
Владимир Высоцкий
Гудящий, как "Титаник", возле тамбура титан,
Летит сквозь ночь состав, народу масса.
В одном купе собрались подполковник, капитан
И автор этих строк - сержант запаса.
Сначала было тихо: чай да сахар, то да сё.
Зарплата у вояк - не разгуляться,
Казенные харчи и начпрод округа - козел...
А после - "надо что-то делать, братцы".
И подполковник вынул коньячок. "К чертям чины, -
Сказал при этом он. - Давайте тару!"
И капитан извлек банку китайской ветчины,
А я достал, естественно, гитару.
И тотчас же барьер между чинами был таков.
Ревел электровоз подобно выпи.
И подполковник, как артист известный Булдаков,
Сказал: "Ну, за дорогу!", взял и выпил.
Мы с капитаном чокнулись, - не выпить просто грех.
А подполковник снова наливает
И говорит с намеком тайным: "Выпьемте за тех,
Кто нас не ждет и что их ждет - не знает!"
Опорожнили тару, подымили за окно,
И капитан прорезался: "Давайте
Мы молча примем третий тост! И кстати, заодно -
За тех, кто был в десанте и в дисбате!.."
Заметно потеплело. Подполковник подмигнул:
"Давай за МинистерВство обороны!"
И я, подстроив инструмент, Высоцкого рванул:
"В прорыв идут штрафные батальоны!.."
И рявкнул капитан, как на плацу: "Еще налей!
Держи, сержант! Меня зовут Серега,
А подполковник - Паша. А тебя?" "Меня Андрей".
"Давай, Андрюха! Дальняя дорога!.."
Окинув мутным глазом, что осталось на столе,
Осоловевший Паша гаркнул: "Парни!
Вот катимся мы к черту на рога, - а там в Кремле
Деньгу гребут с народа олигархи!
Полгода без зарплаты - это как, скажи, Андрей,
Так обращаться с воинскою ратью!
Вот я сейчас приеду, заявлюсь, - а у моей
В кастрюле хрен - и хахаль под кроватью.
Давайте, мужики, еще осталось по одной..."
И, выпив, подполковник отрубился.
И капитан китайской подавился ветчиной,
А я своим куплетом подавился...
...Когда под утро поезд прибывает на вокзал,
Проделав путь бессонный по Отчизне,
Всмотритесь повнимательней попутчикам в глаза:
Как много в них тоски по смыслу жизни...
август 2000, Иркутск
Ослепительным звездным проспектом
Просвистев сто космических лет,
Над секретным военным объектом
Неопознанный кружит объект
С Андромеды, а может, из НАТО,
Смотрит, как в ожиданье Весны
Спят в казарме солдаты стройбата,
Мирно глядя гражданские сны,
Как, от дела отделавшись вроде,
От бессонницы еле живой
Замкомвзвода - дежурный по роте
В шашки режется со старшиной.
Папиросой такой генеральской
Старшина удрученно пыхтит.
А над темной тайгой забайкальской
Неопознанный спутник летит.
Дремлют сопки, от снега седые,
Задубевшие сосны скрипят.
Спят "деды", "черпаки", "молодые" -
В ожидании дембеля спят
И не ведают, что на рассвете
Инженерных частей генерал
На секретном военном объекте
Им готовит хороший аврал:
"Почему гермодвери открыты -
И носилки на пульте лежат?!
Почему у Вас брюки ушиты?!
Как стоите, товарищ сержант!!!
Почему недоволен проектом
Ваш заказчик?- не слышу ответ!
Почему над секретным объектом
Несознательный кружит объект?!"
август 1999
Ты припомни тот мотив да заиграй его,
Чтобы вспомнилось в прокуренном ненастье,
Как попутки до райцентра Заиграево
Мы ловили на улан-удэнской трассе.
А в Бурятии с условьями погодными
Перебои, как запои у комбата.
Чем не рай шинелька с черными погонами
Рядового из советского стройбата?
Кирзачи месили грязь в отрытых рытвинах, -
Нам была она, как море по колено.
Кипятильничек из пары лезвий бритвенных
Чайник чифира запаривал мгновенно.
Дембельский поезд, лица друзей,
И забайкальские сопки в снегах...
Крутит на чертовом нас колесе
Жизни отчаянной век-вертопрах.
Кто-то давно обзавелся семьей,
Кто-то в загуле, как будто в бою,
Кто-то укрылся чужою землей, -
Я же, как раньше, вам песни пою.
За два года хмарь сосновая, смоленая
Горьким ветром наши души пропитала,
За два года нас тоска вечнозеленая
Лучше всяких замполитов воспитала.
Телевизор - в нем побольше раза в два ума -
Вечерами жег "Прожектор перестройки",
А мы пели песни Саши Розенбаума
Под гитару фантастической настройки.
Ты припомни тот мотив да ближе к теме спой,
А потом найди потрепанный листочек -
Адреса своих друзей в тетрадке дембельской,
И черкни кому-нибудь хоть пару строчек.
Дембельский поезд, лица друзей,
И забайкальские сопки в снегах...
Крутит на чертовом нас колесе
Жизни отчаянной век-вертопрах.
Кто-то открыл свой коммерческий банк,
Кто-то полбанки открыл - и адью,
Кто-то кричит, что все вышло не так, -
Я же, как прежде, вам песни пою.
октябрь 1997
Размышлял я на крыльце
У парадного подъезда:
Вот опять как волчий вой
Воробьев с асфальта смел, -
Повторяется концерт
Похоронного оркестра
По заявке вон того,
Кто концы с концами свел...
Стыли чахлые цветы
Из бумаги и железа.
Бил по нервам, резал слух
Изувеченный Шопен.
Был племянник из Читы -
Мастер жидкого замеса,
Был убуханный главбух
И шеф-повар подшафе.
Кто еще в трубу трубил,
А кто уже водярой грелся
На халяву. "Очень жаль, -
Говорил вдове сосед. -
Он, покойничек, любил
Погулять по скользким рельсам,
Но, наверно, не дожал,
Поскользнулся - и привет!
А может, масло кто разлил, -
Так теперь бывает часто.
Ведь, не зная, где упасть,
Не подстелешь нифига."
А мороз все злел и злил
Собутыльников несчастья,
Задувал валторне в пасть
Високосные снега.
Зарывали, сгоряча
Лили сопли в опохмелку.
А усопший так был тих
И плевал на медный вой,
Что никто не замечал
В этой сутолоке мелкой,
Как стоял он среди них
С непокрытой головой...
декабрь 1996
Сергею Косыгину
Выпал снег - а я в сандалях,
Прохудился лапсердак.
У соседей вновь скандалят,
И в квартире кавардак.
В голове одна идейка -
Смыться в теплые края.
Ах, судьба моя, индейка
Перелетная моя!
Ах, судьба моя, ковбойка,
На подъем всегда легка.
Я начищу пару кольтов,
Оседлаю горбунка
И помчусь по Оклахоме,
Похмеленный охламон.
Ох ты, времечко лихое -
То облава, то облом.
По дорожной серой хляби
Тянет осень желтый след.
Кто сказал, что дело в шляпе?
В этой шляпе дела нет.
Просто я, сбежав из дома,
Запер все дела в сундук.
Оклахома, Оклахома,
Степь сибирская вокруг!
октябрь 1999, село Новопокровка Приморского края
Не суди, не ряди в свой обряд, мой языческий ветер,
Не скули над душой, сделай милость, бездарный пророк.
У небесного снайпера я так давно на примете,
Что при случае он не замедлит нажать на курок, -
И я лягу, как все те, кто метко отмечены свыше,
На границе времен облетевшею розой ветров.
В этом мире никто наших песен, конечно, не слышит:
Кто-то здорово болен, а кто-то уж больно здоров.
Я попал в переплет словаря запредельных наречий,
Я пою для данайцев, несущих астральную снедь.
Изменяется все, лишь нельзя изменить место встречи
С неизбежным прозреньем, названье которому - смерть.
Строгий снайпер откроет обратную сторону света, -
И охотничий сокол вернется к нему на плечо.
Моя кровь есть во всем, что когда-либо мной было спето,
И не стоит искать в этих песнях чего-то еще.
Не суди, не ряди в свой обряд, мой языческий ветер.
Время смотрит с холстов, говорит с уцелевших страниц,
А любовь бьется в стекла подобно отчаянной ведьме
И пьет горькую воду с усталых ликующих лиц.
А меня изнутри разрывает безвыходность песен
Раскаленною медью расколотых колоколов.
В тесноте - не в обиде, но мир до обидного тесен,
И магнетизмом земли размагничена магия слов...
январь 1996
Низко - бденья, высоко - сны.
Раствориться в небе мне бы...
Разбивает високосный
Год людей на быль и небыль,
Разбивает чет на нечет,
Выдает ничто за нечто.
И ложится снег на плечи,
Словно саван... подвенечный.
Собирает високосный
Всех - от ангела до черта -
На погосте рыть колодцы
Для воды тяжелой, мертвой.
Но в стакане - хлеба корка,
Комья грязи под ногами,
Отсыревшая махорка
Да в руках живое пламя.
Чуть потрескивают сосны,
И не ждешь удара с тыла.
Стынет в небе високосный
От любви моей постылой.
По весне - вдове-невесте
Плачь да пой, ночная вьюга!
Дай нам Бог держаться вместе,
В этот год держаться вместе,
Чтобы не терять друг друга.
октябрь 1996
Супруга князя-декабриста С. П. Трубецкого Екатерина Ивановна отправилась вслед за мужем в сибирскую ссылку, умерла и похоронена в Иркутске. Князь Сергей Петрович пережил свою супругу и после амнистии вернулся в Россию. Скромная могила княгини Трубецкой осталась на территории Иркутского монастыря
Безутешная дорога
От распутицы-Весны
До Иркутского острога -
Три российские версты.
Тянут, вьюгой понукая:
Верность - первая верста,
Вера в Истину - другая,
Третья - в Господа Христа.
Припев:
Разбилось Время, как бокал:
Что впереди - никто не знает.
И только батюшка-Байкал
До Рождества не замерзает.
Лампада белая горит.
Такая праведная доля -
Одна свобода на двоих
И на двоих одна неволя.
Безымянные погосты...
Тяжко каторжной жене
Достаются эти версты
По сибирской целине.
Шаг за шагом, пядь за пядью,
Чтобы, выплакавшись всласть,
Словно к Божьему распятью,
К кандалам родным припасть.
Припев.
А когда глаза закроют,
Из далеких этих мест
Поплывет над Ангарою
Петербуржский благовест,
И повиснет над острогом
Ледяная тишина...
Перед совестью и Богом
Ты - замужняя жена.
Припев.
декабрь 1999
Байкальский берег, костерок и в котелке уха.
А я под грузным рюкзаком идти сквозь ночь устал.
Позволь присесть у твоего огня, старик Бурхан!
Я тоже знаю, что такое одиночество.
Я тоже часто уезжал и провожал друзей,
И видел смерть, а иногда затылком чувствовал.
Сожжён мой древний Карфаген, разрушен Колизей, -
И по сосновому стволу двойным стучу стволом,
Чтобы не сглазить, не спугнуть на зорьке палевой
Свою удачу посреди угодий брошенных.
Так наливай, старик Бурхан, спирт неразбавленный,
И не серчай ты на гостей своих непрошеных!
Я не забыл на твой Ольхон дорогу ровную
Через Байкал по солнцу, скрытому за тучами,
И белых чаек, и девчонку чернобровую,
И море Малое в глазах ее задумчивых.
Вот и рассвет на два ствола ложится инеем,
И за пустую флягу день предъявит вряд ли счет.
А что осталось в моей кружке алюминиевой,
Я с угольками разделю, - пусть погорят еще.
сентябрь 2000
Что было - ни много, ни мало, -
За всё тебе - светлый поклон,
Зеленое сердце Байкала -
Загадочный остров Ольхон.
И вспомнятся мне, уж поверьте,
Не раз среди северных зим
И белая яхта на рейде,
И эта байкальская синь...
Торгуют спелою брусникой,
На полустанках - тишь да благодать.
Желтеет день, как фотоснимок.
Вот и до осени рукой подать.
И всё, что было нами спето -
Ольхонский берег да седой Байкал.
Мы уезжаем в бабье лето
Дорогой, где ни рельсов нет, ни шпал.
Золу костра развеет ветер,
И станет ясно, что приснились нам
И яхта белая на рейде,
И мы друг другу, словно были - снам.
Мираж в последний раз возникнет
И растворится, - не догнать его.
Лишь только ягодки брусники -
Как капли крови лета бабьего...
август 2000, Иркутск
Иркутская история среди житейской прозы -
Как будто в белом инее возникший белый стих.
Над Ангарой туманною крещенские морозы
Качаются в безветрии, и город бел и тих.
В прозрачных зимних сумерках пройдусь, наверно, вскоре я
По деревянным улочкам - и будет мне легко
Листать твои названия, иркутская история,
Печальная история прошедших трех веков.
Кружат голуби над церквями,
переулки звенят подковкой,
А купеческие ворота -
век никто их не отпирал.
Монастырскими куполами
над застывшею Ушаковкой
Бредит сосланное дворянство
и расстрелянный адмирал.
Шумит вдали сибирская железная дорога.
Вокзального диспетчера давно свели с ума
И поезда столичные - до Дальнего Востока,
И электрички местные - до станции Зима.
А мне еще аукнется удача припасенная:
Вернусь я вновь когда-нибудь в одну из этих зим,
И по Байкальской улице к Байкалу повезет меня
Иркутская история - маршрутное такси.
И пускай наступает вечер,
и пускай отступает горе.
Я приду на скалистый берег
и найду поположе спуск,
Протяну я Байкалу руки
и священное это море
На восток заберу с собою,
чтобы помнить тебя, Иркутск.
декабрь 1999
Без пяти минут прощай,
Без минуты - возвращайся,
Не скучай и не печалься.
Проводник разносит чай.
И - вагонное житье,
И - бытье на полустанках...
Время катится на санках,
Стелет по снегу шитье.
Впрочем, что это за снег? -
Так, случайная пороша.
Только Время-то, похоже,
Воды самых разных рек
Растопило, подняло,
Переплавило в снежинки.
И летят, летят пушинки
Из-под саночек его.
Здесь, на станции Зима
Для бесфинишного старта
Нет испытаннее скарба,
Чем дорожная сума.
Не пробиться сквозь бои
Без единого раненья:
Спят по камерам храненья
Все хранители твои.
У проторенных дорог
Свой особый горький запах.
Дан приказ одним - на запад,
Прочим - северо-восток.
Ничего не обещай,
Только все же постарайся,
Без минуты - возвращайся,
Без пяти минут - прощай.
октябрь 1999, г. Дальнереченск, поезд
Когда наотмашь високосный год косит,
Спрошу я у любви - что для нее значу?
Не пой заупокойных песен мне, осень!
Я сам за всё плачу и сам беру сдачу.
Когда земля застыла, да постыл посох,
Когда дороги есть, а поездов нету,
Когда и високосный год глядит косо,
Зажгу я поминальную свечу лету.
Траву в стога сгребая, как слова в повесть,
Сентябрь в венок сонетов заплетет стансы.
И вдруг из ниоткуда скорый мой поезд
Придет вне расписаний, мимо всех станций.
И я рукой за поручень схвачусь теплый,
Взлечу я на подножку, поднимусь в тамбур,
На свет помчусь в вагоне сквозь тоннель темный,
Другим не веря в то, что сам не раз там был.
И вот к тебе из вечных возвратясь странствий,
Порог перешагну, пересеку финиш,
Приду, на плечи руки положу: "Здравствуй!"
И ты меня, любимая моя, примешь.
сентябрь 2000
Откуковало лето жаркое,
Отбарабанили дожди,
Прошел сентябрь по полю жатвою
И сжался жалобно в груди.
Пожухли краски поздней осени,
Застыло зарево зари.
И только там, на дальнем озере
Костры не гасят рыбари.
Я не умею ждать и мучиться -
Авось, когда-то повезет.
Махну рукой, куда получится
Сорвусь, уеду - вот и все.
Не стану ставни заколачивать -
Мне это, право, ни к чему:
Быть может, кто-нибудь удачливый
В моем поселится дому.
Пусть приведет его распутица, -
Лишь бы дорогу он нашел.
Пусть у него все образуется,
Пусть ему будет хорошо.
Из печки искорка не выстрелит,
Зима не вломится в окно.
А кто, когда дом этот выстроил -
Не все ли, в сущности, равно?..
ноябрь 1999
А разойдемся мы красиво,
как во французской мелодраме:
Ударит колокол к вечерне,
взовьется стая голубей,
Рванется с места электричка,
а может, поезд без названья.
Ведь дан приказ ему - на запад,
а ей - в другую сторону.
Медленно тянется
день. Так нелепо
Мы возвращаемся к старым домам.
Над нашим городом
продано небо.
Что остается нам? - дым да туман.
Такая вот альтернатива:
бутыль вина "Киндзмараули".
В прихожей брошенные крылья
и нимб, забытый на гвозде.
А поутру опять дорога
кому куда, а мне - налево
По виадуку через осень.
До встречи, солнце, не скучай!
Блюзы вокзальные
с нотками рэпа,
Русской рулеткою крутится жизнь.
Бизнес отчаянья -
продано небо,
Продано все как есть. Только держись!
А разойдемся мы красиво,
ведь кое-кто давно заметил,
Что провожают луноходы
совсем не так, как поезда.
Я стану шариком воздушным
в твоей руке - бери и помни!
А надоест игрушка эта -
ты просто нитку отпусти.
Проданного дождя
мерзлая морось,
Только шепни тайком ты дату нам:
Сколько нам быть еще
вместе - и порознь?
Скоро ль рассеется дым да туман?
ноябрь 1998
Дым да туман,
да звон-благовест, -
То ли Хатынь,
то ли град Албазин.
Мне не узнать
этих гибельных мест
В серых снегах
азиатской Руси.
Дым да туман,
да солнце в глаза,
Черная кровь
из камня ключом.
Все от винта!
Вертолет-стрекоза,
С ревом взлетев,
сядет мне на плечо.
Дым да туман.
манчжурский разрез,
След на воде,
а мигнешь и пропал.
Пламя костра
превращается в крест,
В бубен луны
бьет крещеный шаман.
Дым да туман...
До Весны два шага.
Грянет апрель, -
значит, амба зиме.
Видишь, в дыму,
как в тумане, тайга?
Это горит
порох в Албазине!
сентябрь 1998