Светлана Хомайко "Женщине"

Женщине	( Бог возгласил: "Ананке!", и было жутко проснуться ...)
Француженка	( Ребенок, сущий ребенок - смела до отчаянья детства...)
***	( Я так ждала дождя, блаженного дождя, который стал мне сумасшедшим братом...)
***	( Сойти с ума, не взяв гроша...)
***	( Растопила я печурку непокорную...)
Ода Ванной	( Я грехи сполосну под водою, бегущей, как век...)
***	( Потерял слова - говоришь едва...)
***	( Уснувшим холодом трав охвачены эти ладони...)
***	( Виденьем, моленьем иль испытаньем - но растворись...)
Японская	( На куске белого шелка замирает звенящий ветер...)
***	( Что, мало мне шекспировских трагедий?...)
***	( Это было в марте, в том прекрасном марте...)
***	( Каждый был на себя не похож...)
***	( Жаль, это был не Версаль, но мы смеялись, как дети...)
***	( Утоли моя печали...)
***	( Храни тебя Господь моими криками...)
***	( Француженка моя, изломанная мной, вкусившая побед немало...)

Бог возгласил: "Ананке!",*
И было жутко проснуться,
Как будто коснулась изнанки
Того, чего не коснуться,
Того, что рукой затронуть
Боишься, - как бы не скрылось...
Бог повелел запомнить
Бескрылость и легкокрылость...

И врезался в память навечно
Трепет тончайшей ткани...
Бог открывает Вечность
Как непосильность дани,
Как неподъемность силы,
Данной вместе с сомненьем,
Вместе с крещеным миром
Благословенной крещеньем.

Немыслима роскошь Свободы,
Отягощенная смыслом,
Но Бог разрешает роды
Отдельным тварям и птицам.
Они обретают Сущность,
Становятся невесомы...
Благослови на путь нас,
Благослови из дома!

И сладостной епитимьей -
Мольбы сироты-ностальгии...
От Бога - не будешь сильным,
От Бога - пути иные.

* Ананке - рок, судьба (греч.)

Припев:
Она - настоящее дитя
Этого славного города...

Имя ее зашифровано
В списках столетней давности,
Но каждому веку свойственно
Рождение новых имен.
И если не вянут розы
И не тускнеет токайское,
Надейтесь сегодня вечером
Услышать тихое: "Bien".

Припев.

И если не веяло ветром
С ресниц, окрашенных ночью,
С ресниц, на которых тени
Высоких домов и труб, -
То можете быть уверены -
Не вы, а другой прохожий
Разделит с нею сегодня
Мокроасфальтовый путь.

Припев:
Она - настоящее дитя
Этого славного города,
Города по имени Париж.

А я - в дыре протертого дивана,
Колени - к носу, и зрачки - в одно,
Под шкурою халата, как ни странно,
Затравленным зверьком смотрю в окно.

Мои глаза сейчас - по пятаку,
А я сама - не стою ни гроша.
Моя безэнергичная душа
Уже не в силах победить тоску.

Но вот он - дождь! Стоим плечом к плечу.
А в лужах - чьи-то злые каблуки.
Он чувствует тепло моей руки
И отвечает так, как я хочу.

Но это - ложь. Конец - обычен,
И солнца луч прорезал тьму,
И факел стал коробкой спичек,
Уже не нужной никому.

В провале рокового часа
Судьбой назначенного дня
Столкнулся мир. И он оплачен -
Столб сумасшедшего огня.

Замкнуться среди труб и стен,
Метаться между сном и делом,
И вот уже - предел неведом,
И вечер убивает день.

И в мягких креслах нет спасенья,
Босые ноги жжет ковер.
И Судный день - день воскресенье -
К нам руки памяти простер.

И трубным гласом - свой же голос,
И два бессильных кулака.
Зерно восходит только в колос,
Я - в мудреца иль в дурака.

Сойти с ума, не взяв гроша,
Без слез, без ужаса, без смеха...
Какая нудная потеха -
Все от начала до конца.

Как пройду я по мосту суровой полночью,
Верным словом заручусь да Божьей помощью.
Не глядеть бы в пустоту, что колыхается...
Ах, сорвалась бы рука! Да не срывается.

Заиграли огоньки в далеком далеке,
Очутиться бы сейчас да прямо в кабаке,
Да сдавить сухой рукою узко горлышко,
Выпить горькую отраву всю до донышка.

А дырявому плащу да ветер - лучший друг.
В неожиданность кричу на изломе рук.
Две морщинки, что на лбу, да не расходятся,
На моем шальном мосту вьюга злобится.

Возвращение - побег из глухой тюрьмы,
Убежала бы навек, да развели мосты.
Я печурку растоплю дровами сиплыми,
Снова песню запою - попроси меня.

И пойдет карусель балдахинов и синих цветов,
В благовонии нарда - пузыристый конус вина...
И откроется дверь, и сделают шаг за порог
Осень, лето, зима и, конечно, весна.

В старых ситцах спеленутым свертком - дома
В нищете двух сердец подаяния просят.
Пусть меня обнимает живая вода,
Ну а мертвую - в чаше с цикутой подносят.

Распущу на груди две косы, как две тонких змеи,
Не сестра Клеопатре, но помню евфратовский берег...
В зеркалах затаились желанья мои,
Очень странно глядеть, очень страшно поверить.

Заходи в кабак, шутовской колпак,
По дорожке - шаг, по ступеньке - шаг,
Наливай, простак, выпивай, дурак,
Разыграй комедию просто так.

Возьми кружечку за полушечку,
Да за грошик ломаный - душечку,
Будешь царь и Бог на короткий вдох,
Будешь голубем для голубушки.

А я выйду в ночь - королевна-дочь,
Убежать - невмочь, закричать - невмочь,
Освежусь росой, помолюсь босой
И подумаю, что ты сам не свой.

Задрожит рассвет - предсказанье бед,
Утром ты придешь - принесешь свой бред.
Виноватых - нет, победивших - нет,
За твои слова прокляну весь свет.

Убежим в сон, уплывем в сон -
Может быть, я, может быть, он,
Может быть, он, может быть, я,
В общем, не создана семья.

Припев:
Девять сил, семь ветров -
Братьев стон.
На Востоке слышу зов -
Тайный звон...

В этом слиянии - смех
Еще не погибшей судьбы,
Вырастет белый вех
Возле старой избы,
Вырастет черный крест,
Возле которого - сон.
Выпущу сына в лес,
Чтобы все понял он.

Припев.

Припев:
Мой Дирижер, мой Мастер Вокала,
Автор несозданных произведений,
Мой Собеседник ночного кошмара,
Будь Королем моих сновидений.

Твоя дрессировка вполне научна -
Старым методам несть числа.
После бесед мне становится скучно -
Приходит чувство большого дупла.

Припев.

Ты сурово пишешь зрачками
Первые гаммы - на первый шаг.
Зеркало есть - не хватает рамы,
Рама не попадает в такт.

Припев.

Припев:
Как ее зовут - отгадайте!
Эту женщину с шелковой кожей,
Эту женщину из Суанмона,
С которой не справиться тоже...

На куске белого шелка
Умирает чахлое древо...
Какая тоска его съела?!
Какая песня умолкла!
На куске белого шелка
В едином трагином порыве
Замирают дыханием долгим
Побеги цветущей сливы.

Припев.

На куске белого шелка
Замирают последние взгляды...
Сходит с ума дорога
От красок ее наряда...

Припев.

Ах, эта осень! Горькое изгнанье,
Любви глоток...
А в спину слышу заклинанье -
Нет, шепоток:
"Молчи. Не умоляй, не буйствуй -
Он знает сам..."
А дождь ликует радостно, как будто
Творит месье Сезанн.

Дрожит рука. На тоненькой перчатке -
Как два рубца.
Я нервно прячу в меховые складки
Зверек кольца.
Шуми, шуми сегодня, непогода,
Кричи в века...
О, сколько сил даровано от Бога!
Как я хрупка...

Волосы волною по спине распустишь -
Старый миф...
И глаза наполнишь черным соком грусти,
Голову склонив.
Ты разворошила ворох острых шпилек.
Я устал.
В зеркале, покрытом серебристой пылью,
Дьявол спал.

Призрачен стаканчик, голова-болванчик,
Мой зеленый бес.
Клавишей последней хлопнув в черной пасти,
Вдруг рояль исчез.
Тонких рук изгибы в темноте прозрачны
И белы,
Сегидилью пляшет резвый лунный зайчик
У стены.

В черном силуэте - красный трепет шелка
И тоска.
Отвяжу я лодку - вон ее качает
На груди река.
В лодке той пробоин - словно звезд на небе -
Не считай.
Если Бог позволит, приплывем на ней мы
Прямо в рай.

А если не удастся - примет нас в объятья
Грех-рыбак.
Три часа распутья, три часа распятья
На крестах.
Нас с тобой проводит старый смуглый ветер,
Что в тебя влюблен,
И волной шальною выкинет на берег
Утлый челн.

Это будет в марте,
В том прекрасном марте -
В новый год.
Рук твоих объятья, губ твоих проклятья -
Приворот.
Три часа распутья, три часа распятья
На земле.
Я пою молитвы, я шепчу заклятья
На сто лет.

Остановиться не получалось -
Ты была птицей конца и начала
Танца солнечного света.
Музыка слов, изначально заложенных,
Музыка чувств, потрясенных, встревоженных,
Старый архангел напился до транса,
Чтобы понять иероглифы танца.

Ты была тайной вращенья планет,
Ты была свет, ослепительный свет!
Ты была рождена первым звуком Вселенной: "Ом!"
Аплодисментами неба был первый гром.
Ты стремилась сократить расстояние
Между затылками наших голов и своим состоянием,
Ты взрывала дома осколками белых стен -
Тьма отступала, сдавалась в плен
Танцу солнечного света, танцу утреннего ветра,
Танцу волн, танцу пламени и пепла.

Раскрыть ладонью понятие Вечности
Так же просто, как выйти в мир.
Взорвется яблоко алой женщиной,
И отзовется эхом эфир.
Калейдоскопом взыграет пространство
Воскрешающей силой вдохновенного танца,
вдохновенного танца -
Танца солнечного света, танца утреннего ветра,
Танца волн, танца пламени и пепла.

...Ты уходила, исчезнув до тени,
Обрушив на нас бесконечное время
Танца солнечного света.

Праздник Небес мне подарен зимой -
Он - только мой, только мой, но немой..."

Кружился резной потолок,
Рисуя свечами небо,
Мой бесшабашный Бог
Был опьянен или не был?
Светлело ваше лицо,
Мелькали шлейфы и феи,
В провалах далеких дворцов
Ваши глаза голубели...

Жаль, это был не Версаль!
Но в песнях, забытых Верленом,
Я потрясала зал
Мечтою Лоран над Сеной -
Жить, оживать, сгорать
Бодлеровскою страницей,
В слабеющей неге искать
Воздух Парижа и Ниццы!

Вот он, полет в снегах -
До обжигающей тени,
Скрипки поют в висках
Стоном февральской метели.
Таинственной кажется даль
В лунном мерцающем свете...
Жаль, это был не Версаль,
Жаль, что мы были не дети!

Припев:
Господи, в пустующих сумках дней,
Если порыться, то обнаружишь
Мой черствый хлеб и неродившихся детей,
Ослепший глаз, несъеденный ужин....
Господи! Еще хоть две котомки прибавь -
Я понесу грехи и даже не вскрикну,
Но ее тепло на земле оставь,
Ее глаза и ее молитву...

Утоли моя печали...
Мудрость приходит за чаем,
Вечность, которой мало всегда, -
Час. И стакан. И над дымом - звезда...

Припев.

Храни тебя Господь моей молитвою,
Минутой замертвелости пред битвою,
Храни тебя Господь от следа черного,
От слова тайного, неизреченного.

Даруй тебе Господь всеразумение,
Всепонимание, проникновение.
Даруй тебе глубин исчезновение,
Даруй тебе высот всепокорение.

Люби тебя Господь моим знамением,
Моим безумнейшим благословением,
И не оставь Господь с душой развенчанной,
Дай счастие тебе Господь с другою женщиной...

О, этот бесконечный марафон!..
И тяга - на ступеньки пьедестала.
Любой из нас на это обречен,
Мы победим! Но ты уже устала...

Беспомощные руки заломив,
Собачьими глазами бы сказала,
Что счастья нет. Что это только миф.
И рухнула. И сразу пусто стало.

Я в бешестве готов был посрывать
Последние одежки с горьких мыслей!
...Но ты спала. И я отнес в кровать
Твой облик - суеверно-бескорыстный.