Полнолуние - Главная
Полнолуние - Ольга Афраймович


Ольга Афраймович "Песнь над костями"


Единственная работа La Loba – собирать кости. Она собирает и хранит главным образом то, чему угрожает опасность стать потерянным для мира. Ее пещера набита костями всевозможных пустынных тварей: оленей, гремучих змей, ворон. Но специализируется она на волках.
Она лазает, ползает, шныряет по montagnas, горам, и arroyos, сухим руслам рек, в поисках волчьих костей, а когда соберет весь скелет, когда последняя косточка встанет на место и перед ней ляжет прекрасная белая скульптура зверя, она садится у огня и думает о том, какую песню спеть.
А когда решит, встает над зверем, вздымает над ним руки и заводит песню. И тогда волчьи ребра и кости лап начинают обрастать плотью, и зверь покрывается шерстью. La Loba продолжает песню, и зверь все больше походит на живого; его хвост загибается вверх, сильный и мохнатый.
La Loba поет дальше, и волк начинает дышать.
A La Loba все поет, так, что гладь пустыни сотрясается, она поет – и волк открывает глаза, вскакивает и убегает вниз по каньону.
Он бежит себе где-то, и вот то ли стремительный бег, то ли плеск реки, которую он пересекает, то ли луч солнца или луны, упавший прямо на него, внезапно превращает волка в смеющуюся женщину, которая свободно бежит к горизонту.

     Кларисса Пинкола Эстес


I. МЕДУЗА И СФИНКС
1 ("Снега…" Виском горячим...)
2 ("Не надо…" Как говорить заставить...)
3 ("Ну, здравствуй…" Раз, два, три...)
4 (Картечью ждут зеркала...)
5 ("Ты добрый…" Преодолев разлуку...)
II. ВРЕМЯ БАБОЧКИ
1 (Давлением изнанки...)
2 (Ах, душа моя, попрощайся с ней...)
3 56Kbps (Ночь хороша... и тот лед на мосту...)
4 (И если о чем говорить - то о песнях...)
5 56Kbps (От сухой воды захрипит конвой...)
6 (Когда нежность и жалость...)
7 (Переползаю год в ритме "пройдет и это"...)
8 (Пока я пялилась в окно...)
9 (Черствый рыжий с пометкой устар...)
III. ОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ
1 (Бывает время твердое, и там...)
2 56Kbps (Не это ль лучшее из данного...)
3 (И выдохнет солнце прозрачное "в этом лесу...")
4 (Никакой географии...)
5 (Нелепая отпусти...)
6 (Живьем. Самоубийство чувств...)
7 (Закрой глаза...)
8 (Да пусть его, шепчу себе украдкой...)
IV. СИЗИФ
1 (Не знаю, я не знаю... говорить ли...)
2 (До цвета жизни с молоком...)
3 (Этот еще не сдал, этот еще не стар...)
4 (Сизиф выходит к синеве...)
5 (И все это вышло из тела...)


I. МЕДУЗА И СФИНКС

Это, Отче, издержки
жанра (правильней - жара).
Сдача медная с решки
безвозмездного дара.

Как несхоже с мольбою!
Так, забыв рыболова,
рыба рваной губою
тщетно дергает слово.

Иосиф Бродский

                   1

"Снега…" Виском горячим
Или горячим нёбом
Выйти - раскрыв незряче
К свету ладони… обе…

Пусть, кто сумеет, видит,
Пусть, кому надо, смотрит
В створки голодных мидий,
В зубы ночных историй,

Не удержать же… скоро,
Скоро бежать с насеста…
"Слишком большое море… -
Дай мне немного места…"

Берег просел. Начнется:
Ил и волненье… глупо…
Разбередили солнце,
Разговорили купол,

Назолотили арок,
Стен… не хватило свечек.
Падай на дно, в подарок
Глубоководной речи,

Падай, огарок, кормом
Глубоководной муке.
Ей бы - из дыр укромных…
"Слышишь?.. Входить без стука…"

Всё бы огреть, окликать…
Голоса? или глаза?
Ей бы, медузе, лика…
Ей бы, горгоне, разум…

Пару ступней - поставить
След на песке...

                   2

                   "Не надо…"
Как говорить заставить
Ту, что рыдает рядом,

Каплями проступая
По городам и числам?
"Слишком большая память… -
Дай мне немного смысла…"

Зверем, лишенным шкуры,
Ей бы - лежать, врастая
В кожу температуры…
Падая и вставая…

Падая - и вставая
В величину прозренья…
Зверем, лишенным стаи
(Это издержки тренья),

Выкормить - или проще -
Из своего же… грубо,
Но проявить - на ощупь
Вылепленные губы,

Солнцем кричащий купол,
Арку, крыло…

                   3

                   "Ну, здравствуй…"
                               Раз,
                                   два,

Три… пропустили танец?
Пусть их… "мороз и солнце"…
Вот полежит… и встанет.
Встанет - и улыбнется

В крик: отпустите птицу…
В шепот: держите вора…
Видели, как лучится?
Да убежит, не порот -

Сфинкса на хворостине
Не проведешь… накормлен.
Боль - широка в грудине,
Радость - в зубах и в горле…

Греется, балаболит -
Но и глаза не застит.
"Слишком большая воля -
Дай мне немного страсти…"

Если б и страсть стояла
Тут же, по горло в иле,
Как в невесомый ялик
Ты бы в нее входила,

Морю надоедая
Сетью… Похож на улей
Кокон - а страсть блуждает
Пулей, шальною пулей…

Из-за угла…
                   - Кто ты?
- Ты, это ты…

                   4

                   Картечью
Ждут зеркала - пустоты,
Темные крылья… плечи…

Голос для тихих комнат
Зренья… Всё роды, роды…
Мутные волны гонят
Сколы пустой породы,

Годы сухих ненастий,
Молча… как на погосте…
Выбеленные снасти…
Высоленные кости…

Что же - не так уж мало
Здесь тосковало, чтобы
Ты уже встала… встала,
Нежась, в напев Ла Лобы,

В эти сухие руки…
"Я не больна…

                   5

                    Ты добрый…"
Преодолев разлуку,
Воздух расправит ребра

И упадет навстречу
Воздуху… В поезд - скорый,
Как замедленье речи
Трением… о который

Только слепой споткнется
Взглядом - но понарошку,
В шутку… И захлебнется
Жизнь, подбирая крошки

Вкуса тепла и глины,
Вкуса травы и стона…
Там, в пустоте, - невинный,
Свет от хмельной иконы

Спит… И звезда зависла
Над пустотой, исчезнув
Из восхищенья смыслом…
Там огонек болезни

Пляшет, как отраженье
Пьяного бога…

13-26 января 2005


II. ВРЕМЯ БАБОЧКИ

Как поэт засыпает в луже
С дивным видом на Вифлеем...

Диана Коденко

                   1

Давлением изнанки
Прижатые к земле,
Невидимые знаки
Рисуем на крыле.

Другой рисунок стерли,
Забыли, не прочли...
Пыльца щекочет горло
И копится в щели

Тепла. И некто водит
И спрашивает: "Чья?" -
"Я пью пустую воду
Из сонного ручья".

И залетает слово,
Как трепет мотылька,
В мучение сухого
Тягучего глотка.

                   2

Ах, душа моя, попрощайся с ней -
Оболочке уже легко...
Чем рассветнее, тем отчаянней
Тянет к лампочке мотыльков.

Вон еще одна... Небеса ее
Чуть дрожат уголками губ.
Все несбывшиеся касания
Ловят воздух на берегу.

Любоваться б узором шелковым
И пыльцу собирать рукой...
Слышишь, бабочка? - мы прощелкали
Кем-то выдуманный покой.

Кем-то выстраданный... Еще чего!
И сквозняк, упираясь в лоб,
Холодея, дает пощечины
И бросается на стекло.

Это небо в грудную клеточку -
Хрип и свист, продувное в хлам -
Хочет выплакать мне в жилеточку
Песню высохшего крыла.

Смотрит лицами незнакомыми
И холодным горит огнем...
Я усталое насекомое.
Я не вижу тебя... уснем...

Как не думать на этом вертеле,
Что кружить моему листу
С утверждением на бессмертие,
Но без вида на теплоту,

Как заплакать от сора мелкого,
Заблудившегося в вещах,
И, туман вытирая с зеркала,
Упрощать себя, упрощать -

До прозрачности... Изумление,
Процарапывая виски,
Прикипает к воде томления,
Но не видит своей тоски!

У живых не хватает имени,
Чтобы быть у ее колен...........

                   3

Ночь хороша… и тот лед на мосту… Не хочу
Греться, сбивая пыльцу, у светильников сирых.
Но для тебя, Шаганэ, я достану свечу
Из-под полы городов, из-за пазухи мира.

Чтоб оглянулась душа, уходящая в тень…
Переложи мне на плечи свою укоризну!
Ты, как никто, научилась гореть в нищете,
К краю тесня оловянных солдатиков жизни.

С ветром на узких желаниях стукаясь лбами.
С верной земли одиночества падая в омут
Мутной зеркальной воды… И привязывать память,
Словно цепную собаку, к столбу верстовому.

Сесть, повернуться спиной к ожиданию чуда.
Не засыпая с улыбкой больного проказой.
Не узнавая селенья ночные, откуда
Падают звезды, старея на тысячу сказок.

Чтобы смотреть, как в осеннем дыму занеможет
Дух, уходящий в касание по вертикали:
Лоб горячее… и воздух, сплавляющий кожу,
Может, такой же на вкус – только меньше печали…

Чтобы терпеть этот крепко сколоченный ящик,
Весь в синяках тишины… ее лопнувших веток…
Может быть, дело не в зеркале – только в глядящем
На глубину и покой отраженного света,

Может, и так… Я целую рубцы от погони.
Я поднимаю ладонь к остывающей в теле
Ртути зеркал…
                         Зазеркалье горит на ладони,
Сердце качая в крылатой своей колыбели…

                   4

И если о чем говорить – то о песнях.
Все прочее слишком…
(Зевок.)
Хочешь таблетку? от зубной боли? от всякой?

И каждая песня
просится в переплавку
(стыдно…
чего?) –
заготовка
для Первого Слова,
которое здесь не растет.
Но мерещится: «Хорошо, хорошо…
это лучше, чем все предыдущее,
воздух почти не свистит на вдохе…»

Все это не более, чем
временное облегчение.
От боли.
Зуб выпал.
Новый еще не вырос.

Сострадание
потеряло форму,
а, говоря проще, – ушло с ума
по самой короткой дороге
в джинсах и старой майке,
даже не опровергая (лень)
пафос былых мистерий.

Не мучайся.
Ты будешь. (Уже.)
У соленого неба, у самого синего…
Переживи мою страсть,
как переживают молочные зубы.

Мои вещи не держат форму,
мои зеркала отражают друг друга, а
(мне кажется?
ка…………………)
меня давно уже нет. Только игра отражений.
«Хорошо, хорошо…»

                   5

От сухой воды
Захрипит конвой.
Не берут алтын -
Положи другой,

Положи слезу,
Предложи слова.
Потеряешь зуб -
Возвращают два.

Или страшно колокол
Выпачкать?
Потяни, котенок,
За ниточку.

Дерни валом
Мысли под занавес,
Вырывая
Высланных за море

Шастать по уму,
Продавать покой...
А в твоем дому
Стынет молоко,

Стынет в горле ком,
Замораживая
За щекой куском
Поглаживания.

Врут... Так манною
Бреда птичьего
Я выманиваю,
Словно дичь, тебя.

Ищут пусть. А ты
Кто - уборщица?
Свет опустится -
Тень поморщится.

Радость выстрелами
Умывается.
Слишком быстро здесь
Раздеваются.

Через всхлипывания
"Не хочется"
Чистят рыбу твою
В песочнице.

И подранок пал,
И земля близка,
И тепла, тепла
У нее щека.

Положу алтын,
Отступлю ползком,
Прикрывая стыд
Писанным листком,

На сухом глазу...
А король-то гол.
Падай-падай, зуб -
Вырастай, другой.

                   6

когда нежность и жалость
придут чтобы забрать тебя отсюда
не пытайся спастись
твое горло сгорело
твои колени рухнули
ты больше не будешь сильным
ты больше не будешь слабым
ты больше не будешь
и руки твои горячи
горячи
горячи

                   7

Холод стоит, будто выйти забывает,
а по скрипучему двору бродит зверь,
мается без теплой берлоги,
без доброй руки,
без тихой колыбельной,
мычит, задыхается от собственной тяжести...
Никто и не догадается, что ему хорошо.
        НА ЧЕРДАКЕ
Переползаю год
в ритме "пройдет и это"
зверем чужих пород -
но не с другой планеты.
Это и в мой сугроб
март забивает гвозди.
Время целует в горб,
голый, что эти звезды -
но голова цела,
лишь натянулись жилы.
Знаешь, я не жила -
под потолком кружила
возле угла (поди
там, где из скрипа снега
некому разбудить).
В ящик сыграет эго -
но не зашьет нам рот.
Так как источник смеха
(чертов чеширский кот)
скрипу дарует эхо
большее, чем "всегда"
на проводах разлуки.
Новые города
только растянут звуки
до бесконечных "а".
Переползаю площадь.
Колокола молчат,
руку кладут на ощупь
на спину. Налету
ловят за клочья шкуры,
выпаду - подадут
новый глоток микстуры.
Не отвечай. Никто
не бережет корыта.
Звук, наполняя вдох,
определяет выдох.

Выдохнуть и прощать.
Отодвигаю дали.
Пробую обещать
впредь уделять детали
большее, чем "пока..."
пусть не пейзажу - сразу
цвету зрачка, белка -
и темноте под глазом.
Может, и время, друг,
шарится в этом чате,
не покладая рук,
ищущих выключатель:
пальцы ныряют в тень
и достают улыбку...
Годы уже не те,
спи, золотая рыбка...

                   8

Пока я пялилась в окно,
колокола, вливаясь в тело,
играли с запахом блинов.
Которых я - увы - не ела.
А близок локоть... взять билет -
и съесть, покуда не замерзло?
Не мерзни, яблоневый цвет,
не мерзни, яблоневый, возле

дороги старой. Лель мой, Лель,
лишь темнота меня лелеет,
пропой еще о снежной мгле
хранящей... Хроники умеют
так прошептать иду-иду,
чтоб тень в постели оставалась.
Но как-то странно на виду
у жизни чувствовать усталость.

И пусть они идут как ночь
и дождь. И слушать не постыло,
как капает любовь - точь-в-точь
на осчастливленный затылок,
считать, что выпало ее
превыше прочих всех осадков.
И смерть застиранным бельем
играет в будничные прятки,

и видит нас в любой щели,
в любой из масок карнавала,
но не узнает, где мы шли
и где мы влагу добывали,
и как могли... опять... к блинам...
в кристалл с песочными часами...
Лишь звук, лишь звук напомнит нам,
что смертью были мы.
Мы сами.

                   9

черствый рыжий с пометкой устар
корешок от ромашки гадания
я растратила песенный дар
и осталось одно бормотание

не гадай ни о ком и не жди
оно мягкое белое страстное
город входит и спит на груди
оставляя рубцы и согласные

Июль 2005 - июнь 2006


III. ОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ

В этом лесу я как с тобой, но ты - где ты?
Хоть бы оставила боль, но и боль - былая.
И, запрокидывая лицо свое к небу,
я говорю: ничего без тебя мне нету.

Виктор Соснора

                   1

Бывает время твердое, и там
Я слово схороню и не раскаюсь.
Но примирюсь, когда придет вода -
Соленая, подземная - такая

Продажная, какая б снизошла
До тела, до нужды и грубой шутки.
И где трещу и ползаю по швам,
Полезут сорняками незабудки.

Трава, трава... и кем я окажусь,
Растрачивая нежное... Но прежде -
Я карлик, я последнее держу,
Я выхожу в распавшейся одежде

Считать улыбки в вырубленный сад.
Одни глаза да листик анамнеза.
И бросила б, но корни заболят
Все ниже, ниже линии отреза.

                   2

Не это ль лучшее из данного?
Как, от молчанья очумев,
ты зябнешь в зале ожидания
с одним желанием в уме:
тянуться из повиновения
в зрачки расширенные, в те,
губами, лбом - и тем не менее
ничем, отсутствием частей.
Смелее, все замки разрушены -
как будто воздух телом пьет
мотив настроенный, подслушанный...
Того, что встало и живет,
никто не выплачет по имени
и не разрубит топором.
Тьма, от вселюбия хранимая
одним единственным ребром,
играет с дырками в кармане
и пересчитывает медь,
и складывает рану к ране.
А ты пытаешься умнеть,
перерастая сон младенческий...
Но кто-то видит этот сон
уже почти нечеловеческим,
в любой повтор его влюблен.
Здесь все закручено, испорчено
на веки вечные... вот так
ты падаешь, хватая поручень -
а он молчит, кивая в такт.

                   3

И выдохнет солнце прозрачное "в этом лесу..."
Я как бы с тобой, но руками держу перепонки,
И звери меня не боятся. Куда я несу
Давление звука? Как если б носила ребенка.
И чавкает сыто земля, пеленая "теперь"
Соленым, печным, травяным... Это вдох и прохлада -
И страшно молчать. Это кот, ковыряющий дверь,
Свистящую дверь из осеннего сладкого сада...

                   4

никакой географии
пять тыщ километров туда пять обратно
на каждом столбе надпись
откуда бежим и насколько удачно
значит опять никуда не попали

никакой биографии
лет десять туда потом обратно
отсчет прошел никто не заметил
живые конверты
первые встречные
от кого
реже кому
значит опять никуда
отдаю твои письма кому попало

они попали
атавизмы
живые глаза
на каждом зрачке наколки
все бегут
никакой биологии

каждый день
на каменный берег
падают сотни бабочек
живых
никто не видит

                   5

Я не больше, чем трещина в чьем-то ребре…
Нелепая отпусти
спит с банальным врозь.
Оба хороши - оторви да брось...
Пусть зарастет кость.
Какое месиво лиц.
Как, должно быть, тебе беспокойно спится -
который год уезжает такси,
негрустиневинисебя...
Я хотела касаться лиц,
целовать лица,
как, должно быть, тебе тяжело сниться -
поезда на запад,
поезда на восток,
попробуй поспеть за всеми мостами,
крышами, машинами, поездами,
лицами.

Небольшая операция
по ампутации трещины -
и мы сможем спокойно спать.
Материализуются лица.
Заживут кости.
Все ребра хороши,
Костя...

                   6

Живьем. Самоубийство чувств?
Сушеная пыльца
И день последний. Но хочу
Быть полной до конца.

Не шаг - прыжок. Кормить из рук -
Кулак разжать. Не ты.
Но дар, мой друг, закончив круг,
Не видит пустоты.

Как ненашкодившийся дух
В пространстве обжитом -
Насколько он расширит слух
Потом, потом, потом?

Все вдох и выдох - все равно,
Каких там новых мук...
И время выгнутой спиной
Ласкается к нему.

                   7

закрой глаза
на любом пиру
на волчьем перекрестке
на предупреждении об опасности
на голоде лета
на пружине жестокости
на желании страха
и открой их в золото неба
и ты увидишь мою радость

                   8

Да пусть его, шепчу себе украдкой,
Повадится на плюшки - не гони.
У прошлого ужасные повадки,
Но мужество последнее за ним.

Внимай, и позволяй ему картавить,
А ежели рисуется - сотри,
Стараясь не отнять и не прибавить,
Когда пространство мечется внутри.

Так трезвость отмывается от пыли,
Сухой, как окончание тоски.
Вот дуну - и кораблики уплыли,
Бумажные кораблики легки.

Большой воде - заснеженные даты,
И вечным послевкусие горчит...
А взгляд, от одиночества горбатый,
Нашаривает связи и ключи.

Он знает о животной несвободе,
Но задувает лампу на столе.
Он темен, но на темном небосводе
Его улыбка кажется светлей -

Твоими уходящими руками
Я вылепила тело и шаги.
Люби, мое дыханье... Бросишь камень -
И слышишь, как сливаются круги.

Август - октябрь 2006


IV. СИЗИФ

– О Господи, Господи, тело мое
давно уже стадо подобием щели,
в которую смотрят на дело свое
те силы, какие меня разглядели, –

и вот, поднимаясь и падая в нем,
я переполняю летающий дом!

Ольга Седакова

                   1

Не знаю, я не знаю... говорить ли -
И можно ль разучиться говорить,
Когда она вернется в том же ритме
И как она распутывает нить,

Как проникает в музыку грудную
И мелочью карманною бренчит -
Она жива, а я не существую,
И нет ступней, и камни горячи.

И слишком тесен мир ее фартовый,
Чтоб длиться в заселяющийся сон
И воздух, задыхающийся словом,
Продавливать руками и лицом.

И кто я ей - использованный сгусток...
Здесь стрелы не достигнут молока.
Пустоты заполняются до хруста
Сопротивлений в шейных позвонках.

                   2

До цвета жизни с молоком...
От дыр, проделанных стихами,
Сквозит такими пустяками,
Такой бедой... А зал битком.

Крыльцо трещит, а мне смешно:
Они войдут и будут сниться,
И будет лодочка крениться,
Бросая вниз веретено.

В каком из них, прошедших - ты?
Здесь время - только свойство тела
Плести немыслимое дело
Из неприснившейся мечты.

Вот и вертись котом в мешке
И жди меня, горячий камень
Живущих голыми руками
На перекрестном сквозняке.

                   3

Этот еще не сдал, этот еще не стар -
Спрячь запасной строкой, пуговицей во рту.
Лето уходит в дым, лето ложится в пар -
Под материнский бок, в теплую немоту.

Где колыханье труб, что разрешат отбой?
Где колыбельный свет, быстрые невода?
По золотым полям, по синеве с тобой
Гусеницы ушли. Гусеницам беда.

Ты ведь ни на каком свете не пропадешь -
Держит тебя туман, любит тебя вода.
Брось же меня, когда выйдет толчками дождь
Судорогой любви, судорогой стыда.

Смейся, пока змея слизывает следы,
Давит моих собак, переползая сон,
Шепчет "прощай, Сизиф, камень давно остыл" -
Шкура еще горит в лунном потоке. Склон

Пуст.

                   4

Сизиф выходит к синеве,
Еще смущаясь новой кожи,
И мысли в синей голове
На голос бабочки похожи.

Но нет сомнений: вот и сад,
Вот дом с отметиной на входе,
Что в нем гостили чудеса -
Да впредь на будущее вроде

Им держат место под ночлег,
Выносят мебель и картины,
Чтоб не мешался человек,
Чтоб не затерся глаз совиный,

Когда горячая строка
Стекает в медленные руки.
И кажется - она легка,
Как окончание разлуки.

                   5

И все это вышло из тела,
как ветер из бездны.
И что-то свистело,
прося о любви бесполезной.
И выпала сила
в толчок перевода каретки.
И жизнь заскулила
щенком, выходящим из клетки.

Ты выпьешь его торжество
и фантомные стуки,
и песни его,
и бесценные годы разлуки,
и слабую дрожь.
И крыльцо опускается ниже.
Ты все заберешь,
ты свое ожерелье нанижешь.

Ты жар утолишь,
и душа переломится к лету.
Ты все превратишь
в паутину из белого света,
в мерцание жути,
в веселого лунного змея.
И я отдаю тебе все.
И уже не жалею.

Морское, слепое,
из трещин, пробитых до хруста -
я был для тебя, я тобой
обращенное чувство.
Ты выйдешь из слов,
покидая речные низовья.
И все это было любовью
и будет любовью.

Июнь - октябрь 2007