Ольга Афраймович «Колокольный Сон»

Прогуливаясь меж языков Адского пламени и вкушая наслаждения Гения, кои Ангелы почитают за смертную муку и безумье, собирал я Адские притчи… Уильям Блейк

Колокольный Сон-1	(То ли Больница – не Кров – то ли Сам Себя Предал…)
***	(Средь Множества Наречий…)
Дари	(Как Простила Ночь Меня – Выкормыша Черного…)
Танец Русалочки	(Шутит Ветер надо Мной – Пустяковая Отрада…)
Песенка Герды	(Кань Иголкой – в Море Невода…)
Красные Башмаки	(У Кого Босые Ноги, у Кого не Счесть Оков…)
Дикие Лебеди	(Белая Стая – на Озеро Млечное…)
Тарантелла	(А Небо Упало – Послушай, Зачем Оно Падает, Словно Дитя…)
Георгий	(Так Добей Меня, Георгий! Ерунда – Оно Срастется…)
Глупая Песня	(Подают Вина и Хлеба, Соль и Дырку в Кошельке…)
Ким (Река Стрелы)	(Это Лицо – Крылышки Мотылька…)
Охотник	(Не Проститься до Дальнего Стреженя…)
Воздушный Шарик	(Я Хотела Подарить Тебе Воздушный Шарик…)
Страх	(Как в Большую Дыру на Паркете…)
Ртуть	(Об Этом Знают Только Зеркала…)
Молитва	(Раду-Раду-Радуга – не во Поле Зрения…)
Сад	(Где Ты Живешь, пока Мы Играем в Войну…)
Песня Гондольера	(Сокола и Змея, Поместья и Трон Короля…)
Глупый Реквием	(Точь-в-Точь – как Трещали Льды на Огонь Назад…)
Но...	(Покуда Жизнь Корпит над Делами…)

Весь в саже на белом снегу он маячит.
"Почищу! Почищу!" – кричит, словно плачет.
"Куда подевались отец твой и мать?"
"Ушли они в церковь псалмы распевать".
Уильям Блейк

То овечий пух, то вороний глаз,
То крыло – одно – так назначено:
Белых стад пастух проворонил… Ах,
Как любила ночь – нет меня черней!

В ночь не петь – не жить. Прогони ж опять
По долгам людей – во служение:
Где вина просить, где вины снискать,
Где искать в воде отражения!

Колокольным сном, колокольным лбом
В мостовые биться с поклонами…
Только белым днем за таким огнем
Головы беречь – нету гонора!

Ты не бойся петь на таком огне –
Я хоть старый вор – сосчитаемся:
Белый снег – тебе, черный ветер – мне.
Колокольчик – даром старается.

Затем, что я пел по весне, словно птица,
И был даже в зимнюю пору счастлив,
Заставили в саван меня обрядиться
И петь научили на грустный мотив.
Уильям Блейк

Врагам моим в угоду
Оковы приготовь:
Возьми мою свободу –
Верни мою любовь!
Неужто сердце – камень,
Летящий в никуда?
Как будто под ногами
Лишь темная вода…

Обман любых обличий
Стерплю. Не прекословь!
Возьми мой голос птичий –
Верни мою любовь!
В беспамятстве, в опале –
Я помню тот язык!
Неужто не позвали,
И не отсюда – крик?

Средь множества наречий
Во тьме изнемогли.
Иду к тебе навстречу,
Не чувствуя земли.
Неужто сердце – камень?
Какая немота…
Как будто под ногами
Лишь темная вода.

В голодный год плюнь на меру, число и вес.
Уильям Блейк

А река из берегов
Не упустит случая…
Сжалься, милый, над рекой –
Насмерть не замучаю!
Как горда была с людьми –
Вот – стою на паперти…
Теплых рук не отними
От холодной памяти!

Застывала подо льдом,
Таяла по вешнему,
Заливали в решето,
Посылали к лешему –
Ненарочно. Поделом –
Долго отдыхала я…
Даже прошлое светло
Под твоим дыханием!

Что бессонная трава:
Сникла – распрямилася.
По вине отдаровал
Толикою милости.
Жизни солоно простив,
Как бы там ни пела я –
Нету силы супротив
Моего терпения!

Затем, что я снова пляшу и пою,
Спокойно родители в церковь ушли
И молятся Богу, Святым, Королю,
Что Небо на наших слезах возвели.
Уильям Блейк

Палит пушка на помост,
Где на цыпочках в тревоге
Я танцую, рыбий хвост
Променяв на эти ноги.
Если что – подумай сам:
Ну откуда будет сладким
Выражение лица,
Чтоб при этакой зарядке
    Быть здесь…
А твой корабль отчалил.
    Жить здесь…
Не поминай в печали!

Снова в зеркальце гляжу –
Отраженье раскололось.
Молча пО ножу хожу –
А у ведьмы нежный голос.
Манит море – да на кой
Все русалочее счастье?
Твой нетронутый покой
Разорвет меня на части…
    Быть здесь…
А твой корабль отчалил.
    Жить здесь…
Не поминай в печали!

Днесь очевидное
Вчера только мнилось.
Уильям Блейк

Чутким зреньем
                в дали различи
Троп оленьих
                чистые ключи,
Вспомни строгость
                хлеба пополам,
Дым высокий
                ветхого тепла.
Сник – безмолвен –
                парус февраля,
Спит в зимовье
                кормчий у руля…
Плачь над нами,
        лед и пламя –
                сердца осиянная Земля!

Море бьет
                за рамы окоем,
Тай, осколок,
                в пламени моем!
Даром в небо
                канувшей звезды –
Сказки странствий,
                зерна доброты,
Жар упрямый
                северного дня,
Ясный холод
                вечного огня –
Смейся с нами,
        лед и пламя –
                сердца осиянная Земля!

Топи в реке взалкавшего воды.
Уильям Блейк

«Люли-люлюшки по людям,	G
От ворот до ворот,	C
Эй, засоня-чистоплюй,	D
Что разинул рот?	G
Доплететесь до могилы	C
Всяко разно вы,	G
А у меня-то башмаки –	D
Вона – красные!»	G D G

«Люли-люлюшки по людям,
От ворот до ворот,
Эй, засоня-чистоплюй,
Что разинул рот?
Поди весело плясать
Как негоже вам?
Подивитесь чудесам
Гнева Божьего…»

«Люли-люлюшки по людям,
От ворот до ворот,
Эй, засоня-чистоплюй,
Что разинул рот?
Поди весело плясать
Как негоже вам?
Подивитесь чудесам
Гнева Божьего…»

«Люли-люлюшки по людям,
От ворот до ворот,
Эй, засоня-чистоплюй,
Что разинул рот?
Поди весело плясать
Как негоже вам?
Подивитесь чудесам
Гнева Божьего…»

Am C D E

Столько молчанья – сгорю ли, воскресну ли?
Столько крапивы – в лесу не растет.
Братья забудут, а стая небесная –
Белая стая – с собой не возьмет…

Солнце мое, я ликую – не сетую,
Как пропаду, попроси за меня:
Дикому лебедю – песню пресветлую,
Брату второму – земного огня!

Милость и жалость – греху человечьему,
Ревность и равность – у птичьих богов,
Счастие всё – за надежду извечную…
Вот – я иду – что ж ты хочешь, Любовь?

Взору бессонному – звездочку дальнюю,
Древо сухое – ночному костру…
Брат, подари мне улыбку прощальную –
Мне всё одно пропадать на ветру!

Благоразумие – дебелая вздорная старая дева, поятая Бессилием.
Уильям Блейк

И сотни безумных колёс застучали
По рельсам забытого сна.
Колеса стучали, а птицы кричали –
Такая была тишина!
Но – чтобы признаться… – так этого мало,
Кто хочет прослыть подлецом?
Так крепко в руках эту Землю сжимала,
Что пламя дышало в лицо!

Я спорила много, я спорила долго
С лукавой менялой-судьбой:
Чего она, дура, без всякого толка
Таскает меня за собой?
Как будто две точки слепые в пространстве
Сойдутся когда по прямой,
Как будто бы можно из тысячи странствий
Вернуться из дома домой!

Да мне ли не знать, где собака зарыта?
Забыла, махнула рукой…
У мертвого моря с разбитым корытом
Я свой созерцаю покой.
И, чтобы не сбиться, я каплю за каплей
Звенящей считаю назло
Той буре, чья пища – мой утлый кораблик,
Чье горе – мое ремесло!

«Переулочек, переул…	Am
Горло петелькой затянул»…	Dm7

Тем упрямей шепот: "Пой же",
Тем дороже свет кромешный.
До рассвета стало дольше –
Если жив еще, конечно…
Звон разрывный, слышишь, вторит:
"Боль – не ниже колоколен,
Вышел в сердце – вышел в море"…
Я молюсь за тех, кто в боли,

Переулочек, перекат,
За Георгия, за набат…

Переулок не задушит.
Смерть – не ниже и не выше.
Может быть – за ваши души.
Может – кто-нибудь услышит,
Как – от звука, от удара –
Течь. И сердце хлещет мимо
Мира – в копи или даром –
В небо. Неостановимо.

Перекатится невпопад
За Георгия, за набат…

О, сколько дней я загубил,
Войдя в постылый класс!
Над книгами лишался сил,
Но знаний не запас –
Они мне не указ!
Уильям Блейк

Если ниточки провисли,
Вспомнишь, сидя на мели,
Что коротенькие мысли
Буратино не спасли
От обмана и отказа,
От сумы и от хулы,
Станешь больше – но не сразу,
Станешь меньше – провели…
Вправду ль гибель Карабаса
Здесь – на кончике иглы?

Ходит взрослый с коромыслом
(Взрослым нитки не нужны),
А из ведер плещут мысли
Потрясающей длины.
Только умному не хватит
Для веселья, для весны –
Неосознанного счастья
И осознанной вины,

Поездов и пересудов,	F G
Этих чертовых колес…	Em A7

Ах, разбитая посуда,
Море сказочное слез!

Зря слезинка не прольется:
Что упало – проросло.
Дураку – везде под солнцем
Как за пазухой тепло.
Не пропали мы покуда,
Что ж ты, рыжая, пляши!
Подвирая бедно ль, худо –
Хоть во что-нибудь впиши
Непроявленное чудо
Глупорожденной души.

Все, во что можно поверить – образ истины
Уильям Блейк

Мы не найдем зла –
        разве что я умру.
Где упадет стрела,
        там ты начнешь игру:
Снова стена, карниз –
        это не вскользь, не вдруг,
Чела идет вниз –
        гуру идет на круг…
Воды всех рек горьки,
        крутится колесо,
Кружатся мотыльки –
        это мое лицо,
Это вчерашний путь,
        это все пыль – слова
Сыплются, ну и пусть,
        может быть я жива…
В общий огонь – огни,
        но не одна – вода,
Может быть, все они
        где-то впадут Туда…

Это лицо –
        крылышки мотылька…
Стой, колесо!
        Есть – лишь одна – река…

Заплакал обстриженный наголо Том.
Его я утешил: "Не плачь, ведь зато,
Покуда кудрями опять не оброс,
Не сможет и сажа испачкать волос".
Уильям Блейк ("Маленький трубочист")

То ли радость спешит за отчаяньем,
То ли нежность легка на посмешище,
То ль теряла кольцо обручальное,
То ли свет на дороге немеркнущий…

Спит охотник до зимних экзаменов.
Сколько стрел наудачу – на сторону?
Если вытянет меткую самую,
Это будет другая история…

И склонилась Любовь, что от ран Его –
Будто Матерь вошла с утешением:
Если горе – так самое странное,
Если мелочь – так мелочь блаженная!

За оградой – тропинка качается,
За словами – века, но воскресные,
За ветрами – такое случается!
Не отринь меня, Птица небесная…

Здесь все меняется и, в сущности, бесформенно…
О, не пугайся – я испачкалась золой.
Там, на Земле, вся жизнь прошла у печи доменной,
И суть в огне стальною сделалась иглой.
Игла струною зазвенит, и связь негласная
От оболочки к сердцевине огневой
Вернет прозрение, и музыка всевластная
Дождем весенним разольется над бедой.
И прорастет трава, где нас не берегли пожары,
И боль последняя – от этой не сбежать:
Если б каждому – такой неповторимый шарик,
Можно было бы и вовсе не дышать…

Если б каждому такой – неповторимый – шарик,
Не кончается волшебный карнавал!
Но – кто шарик надувал – он в том искусстве шарит,
Он не раз меня на этом надувал.
Без обиды повторяю – все его проказы,
Уж такой несвоевременный удел:
Он опять его наполнил невозможным газом,
И таким никто дышать не захотел…

Тигры гнева мудрее мулов наставления.
Уильям Блейк

Два живых соблазняющих глаза
Заставляют в горячке гореть,
Кто не вырвал бы с корнем заразу,
Лишь бы только – Туда – не смотреть?

Два живых соблазняющих глаза
Увядают – вольно же терпеть…
До великого смертного часа –
Не успеть, не успеть, не успеть!

В равной степени страшно – о, Боже! –
Рева тигра и писка мышей…
Что ж, неведенья толстая кожа –
Во защиту трусливых ушей.

Кто ласкал мою белую птицу?
Кто пещерных не гнал пауков?
О, не Дай им вовек заблудиться
Среди мертвых Твоих городов!

Этот страх – не к скончанию света –
Просто плавится чья-то броня…
О, замерзшие сукины дети,
До чего ж мы боимся огня!

Так я несу любимую беду –
Под сердцем, как священного младенца,
И в самом зазеркальнейшем году
Младенцу будет негде отогреться.

Не понимая – рвется голос – ртуть
Себя же повторит и растеряет.
Так ртутный шарик из груди да в грудь
Твою на расстояньи попадает.

Об этом знают только зеркала
И тот, кто любит – с тем же свойством редким
Не обмануться, если боль лгала,
Читая мысли, родинки и метки.

Ни успокоить, ни убить – скользя
По меткам. А полюбят – даром,
Как дети, если выразить нельзя,
Как любят ночь и старую гитару…

Не понимая – рвется голос – ртуть
Себя же повторит и растеряет.
Так ртутный шарик из груди да в грудь
Мою на расстояньи попадает.

Об этом знает… знает… кто-нибудь.

Вот труды отрадные –
Трав тишайших пение…
Как за славу ратную –
За мое терепение:
Утомитесь, резвые,
Не чините терниев,
Не точите лезвие
За долги дочерние!

Из темницы-данницы,
Со слепой окраины –
Он свое отмаялся –
Отпустите Каина!
С царскою наградою,
С ласковым велением:
Принесет он радугу
Во мое спасение.

На лугах предания
Голоса ожившие
Отпоют страдания
И любови бывшие.
Кану, окаянная,
В донник неигольчатый,
В медуницу, пьяную
Звоном колокольчика!

Раду-раду-радугу
Воспою весеннюю,
Раду-раду-радуясь
За Земли везение:
Боги все и дьяволы –
Общие садовники –
С пением оставили б
Заросли терновника!

Рамы скрипели – но не ломались,	Hm Gm7
Стекла болели – но трепетали…	Em C#m
Падали в сад с улыбкой стигийской,	Em C#m
Флейта звенела с круч	Em D F#
И растворялась мало по малу –	Hm Gm7
Не доносили и не отдали,	Em C#m
Жар разметали солнечных дисков	G F#
И возвращали луч.	G F# Hm

Если ты можешь выйти сухим из бед –
Это еще не повод носить медаль:
Побереги тормоза, не сломай хребет –
Но не держи на коленях свою печаль!

Рамы скрипели, рамы трещали,
Стекла до дна, до крови промерзали
В Сад – но чужой, как в чужий карманы,
Флейта сходила с рук.
И не в Саду – а в зрительном зале,
Не за столом – уже на вокзале
Нас провожали, хмурясь с экрана,
В замкнутый старый круг.

Смелость в который раз прекратить пальбу –
Это совсем не факт ошибиться вновь.
В тысячный раз искупить, искусить судьбу.
Неустаревший шанс – пригласить Любовь…

Рамы скрипели, но не ломались,
Стекла болели – но трепетали…
Падали в Сад с улыбкой Стигийской,
Флейта сводила в круг
И растворялась лесом помалу –
Вот доносили б и раздавали,
Сколько б раздали солнечных дисков,
Не обжигая рук!

Это будет то, что я хочу.
Остальное бедно и обидно.
И задуй мне душу, как свечу,
При которой темноты не видно.
Ольга Седакова

Грубы марсельезы –
        от них так красно на заре…
Порвано железо –
        и песня звучит в серебре:
Ты можешь
Вернуться в Сорренто
        к любому куплету –
        к лету –
С любых перекрестков расхожих
И дальних морей!

Мыслями кочуя,
        ты машешь рукой с корабля.
Все, чего хочу я –
        не меньше, чем эта Земля!
И каждая ночь
Как последний глоток
        гондольера –
        в меру
Всесилья блуждающей строчки
В огне золотом.

Где-то там влюбленному
        времени скажет – впусти! –
Девочка из Звона,
        что встанет тогда во плоти.
И все мы оставим
        оркестрам свои партитуры
        и, щурясь
От светлой и нежной октавы,
Уйдем в высоту…

Сделать хотел утюг –
Слон получился вдруг…
(Из известной песни)

Грусть –
        у слепого звук, у воды наклон,
        а течет, не плачет.
Пусть –
        загадал утюг, получился слон –
        похвали удачу!
Могло не выйти ни хрена,
И вовсе не было б слона,
        и у печки дров,
        и за печкой снов…
Даже пусть не очень…
И, между прочим,

Этой ночи!

E A A7

Нет, правда –	F# H
а зачем утюг, если на лету	E F#
потерялись брюки?	H
Радость –	F# H
это сердца стук в каждом "там" и "тут"	E F#
основного трюка.	H H7
То шаг вперед, то два назад –	E G#
Но мне пока что наугад,	C#m F#
И ни "тут", ни "там"	E H
Поднялась вода –	F# H
Не моя вина…	C#m F#
И не жаль слона…	C#m F#
У воды наклон,	E H
У слепого звук –	F# H
А течет, не плачет.	C#m F#
А течет, не плачет –	E H
Похвали удачу!	F# H

Два цвета – наяву недотроги.
Я слышу больше двух на дороге –
Покуда, чертыхаясь, черным ходом
Крадемся на другой конец свободы…
        Танцуй, глупыш, но – тише, тише,
        Все равно не будет ближе,
Принимай течение в глаза!
        Но… твой ли это Сад?
        Дно… прямо и назад…
Как не устанет маятник, бросая
Отчаявшую душу на весах?

Ослепшим из слепых бросить камень.
Не бередя тропы под ногами,
Войти без слов в туман к случайным встречным,
Чтоб потерять сознание беспечно!
        Каким прозреньем удостоен
        Кануть ранами в ладони
В гавани "разбитые сердца"?
        Но… твой ли это Сад?
        Дно… жалобы птенца…
Как не устанет любящий в погоне
За светом уходящего лица!

С горем от ума – не бороться.
Было б закромах много солнца.
Есть мнение, что песенка в мажоре –
Как мирящий елей на бурном море,
        Порыв отчаянный на ниве
        Быть хоть чуточку счастливей,
Шут у ветра – флюгер-егоза!
        Но… твой ли это сад?
        Дно… дальше небеса…
Как не устанет голос после срыва
В миноре предыдущего конца!