Глава 29: "Пегас" набирает ход

Лети, лети, «Пегас», железный огнедышащий конь, скользи колесами-копытами по блестящим стежкам рельсов. Летит в топку уголь, гудит белое пламя, шипя мчится пар по трубкам, неистово мечутся поршни, туда-сюда, туда-сюда прыгают штоки и шатуны, вращая колеса.
Лети, «Пегас», раздирай своей выпуклой грудью лунную темноту, мечи из трубы искры и клубы густого дыма. В тебе бьется горячая жизнь, тысячи шестерен, колесиков, рычагов слились в неустанном движении. Выбросы пара, как белые крылья, рвутся из-под колес. Быстрее, быстрее, быстрее. Прыгает вода за стеклом манометра, топка перемалывает черную россыпь.
Я неистово работаю лопатой. Потом по крику Морриса «Смотри!» кидаюсь к противоположному окну. Это значит, мы входим в поворот. Правда, я почти ничего не вижу. Глаза, ослепленные блеском топки, бессмысленно напрягаются. Летят навстречу темные массы деревьев. Выскакиваем в чистый лунный прострел, грохочем по мосту, потом опять влажная темнота леса.
— Смотри! — кричит Моррис.
Бросаюсь к окну. От него обратно к топке. Снизу прохватывает жаром, сверху прохладным ночным ветерком. Кажется, я склеен из двух половин, нижняя горячая, а верхняя почти ледяная, оттого еще, что ее заливает пот, остуженный ветром. Пот мешается с угольной пылью, липкая черная жижа ползет по лицу. Я смахиваю ее рукавом блузы, но через минуту она течет снова.
— Смотри!
Ох уже эти повороты! Большой поворот, Енотовый, поворот Два Моста. У каждого есть название. На одном всего месяц назад, как лук из пращи, вылетел лихач из форта. Он поспорил с кем-то, что пройдет всю линию за полтора часа. На другом все время проседает насыпь, и тут, хочешь не хочешь, надо идти с оглядкой. Того и гляди, загремишь под откос.
— Угля! — кричит Моррис.
Я лезу в тендер и начинаю подбрасывать уголь к топке. Наваливаю хорошую горку и снова спускаюсь в будку. Здоровенная искра ударяет в лоб, как звезда. Это одно из неудобств паровозов типа «крэмптон». Будка вынесена слишком высоко, ее обдает из трубы. А сейчас, когда «Пегас» угощается бедным аппалачским углем, это особенно чувствуется. Из кожуха так и валят черные клубы с горящим крошевом. «Пегас» в эти минуты никак не похож на Белый Дымок.
— Смотри!
Как мне удалось уговорить Морриса? Это вышло само собой. После смерти Вика, после размолвки с Хетти он стал какой-то изломанный. Я чувствовал, вот-вот Моррис что-нибудь выкинет. А тут подоспела история с аукционом. Я видел, что Моррису так и хочется ввязаться в игру. Ни за что на свете он не расстался бы просто так с Хетти. Может, поджег бы усадьбу Бланшаров или устроил аварию на линии, кто его знает! Во всяком случае, так мне казалось.
Когда я предложил спасти Арш-Марион, он сразу согласился. Даже не стал задумываться, что из этого может выйти. Хетти в это время совсем извелась. Стала прозрачней воска. Она больше всех переживала за черных, там ведь у нее было много друзей. Я намекнул Моррису, что побег Арш-Мариона был бы для Хетти большой радостью. Он и сам это понимал. Но посвятить Хетти в наши дела мы боялись.
Белый Дымок, паровозик счастья! Я, конечно, о нем не забывал. Рассказы про Белый Дымок сидели в Моррисе глубокой занозой. Он редко об этом заговаривал, но я видел, что Белый Дымок для него не шутка. Нет-нет в «бобовне» услышишь знакомое. То про линии, где здорово платят и нет никаких крушений, то про компании, у которых поработаешь десяток лет и получаешь пенсию. Словом, всякую чепуху.
— А Белый Дымок-то опять видали, — говорил кто-то. Моррис сразу настораживал уши.
— Один джек на Ребл Рут выжал семьдесят миль и уже стал заваливаться на повороте, но тут выскочил Белый Дымок и поддержал его с той стороны.
— Как же он удержал такую махину? Ведь Белый Дымок маленький.
— Маленький! Ты знаешь, что в Индиане он за ночь сдвинул скалу, которая осела на полотно? Просто столкнул ее в каньон.
— Ну, это враки.
— Кто же ее тогда столкнул, если враки?..
Да что пересуды в «бобовне»! Ведь с Белым Дымком гонялся сам Кестер, приемный отец Морриса. А ему Моррис верил, как себе.
План бегства на «Пегасе» просто оживил Морриса. Он лихорадочно взялся за дело. Целыми днями обхаживал паровоз. Сменил все набивки, перебрал золотниковую коробку, масленки, драил цилиндры, штоки, коробками расходовал сало, заливал масло. Быть может, втайне он надеялся увезти Хетти, но теперь так и вышло.
О, звездная стрекоза! Где ты сейчас паришь, в какой стороне горизонта? Повороты меня запутали, и я не знаю, где юг, где север. Над моей головой проносятся черные узоры нависших ветвей, и мириады угольных искр мчатся красным Млечным Путем. Под моими ногами дрожит железный круп «Пегаса», буря огненных страстей мечется в его квадратной чугунной душе. Он словно стремится подпрыгнуть, взмыть в воздух и превратиться в звездного коня легенды.
— Черт! — отчаянный крик Морриса. Я выглядываю в окно, и сердце замирает от ужаса. Перед нами футах в трехстах прямо по полотну мчится какая-то белая фарфоровая масса. Внезапным озарением понимаю, это свиньи Шепа О'Тула! Его знаменитая «лунная свинина» мчится перед нами по полотну. Не знаю, как этого добился упрямый ирландец, но его свиньи выходили из хлева ночью и вроде лошадей чуть ли не паслись в округе. Отсюда и пошел шеповский бекон, «лунная свинина», совсем особого вкуса штука.
— Проклятье! — кричит Моррис.
Поджарые, облитые лунным светом свиньи ошалело удирают от паровоза. Они никуда не сворачивают. Прытко скачут, прытко, но мы настигаем их, и все это происходит в считанные секунды.
Бросаюсь к баранке тормоза. Сейчас Моррис закроет регулятор и даст контрпар. Но все равно не успеем. Господи, пронеси! Неужто конец? Свиней целая куча.
Хватаюсь за тормоз.
— Нет! — дико кричит Моррис.
К моему удивлению, он до отказа открывает регулятор и, словно подслушав меня, тоже бормочет:
— Господи, пронеси.
На полном ходу мы раздваиваем свиную массу. Что-то постукивает слегка, но плавность «Пегаса» та же. Еще несколько секунд, и мы понимаем, что пронесло. Мы прошли сквозь свиней О'Тула, как нож через масло. Если бы Моррис не открыл регулятор и стал тормозить, было бы куда хуже. Я ведь не знал, что через такую преграду надо идти с открытым регулятором.
Моррис утирает с лица пот. Несколько минут несемся молча. Хетти ничего не видела и потому не поняла, зачем мы кричим, мечемся. Она пристроилась в углу будки на ящике и завороженно смотрит на мелькание за окном. Видно, никогда не ездила ночью. Ночная езда особое дело. Есть машинисты, которые не выдерживают ночных рейсов. Им начинают чудиться призраки. Блеск и жар топки снизу, сумятица мрачных теней поверху сводит их с ума. Недавно один машинист из Пинуса выбросился ночью из будки. Но здесь, на Юге, ночные рейсы редкое дело, тяжелый бег нашего «Пегаса» всколыхнул, должно быть, всю округу.
Почти на полном ходу мы проскочили Аржантейль. Открытый семафор показывал, что «лестница» свободна. Хоть здесь повезло. Правда, выскочил кто-то на платформу, ошалело размахивая руками. Хорошо, что нет на линии телеграфа. Кое-где на Севере он уже действует. Будь телеграф, не прошла бы наша затея. Уже на втором перегоне закрыли бы путь.
Интересно, хватились уже в Гедеоне? Если так, то, дрожа от гнева, «Страшила» вылезает на главный путь. Как ветром сдует ночных игроков из «Колокола» и «Азалии». С ружьями и револьверами облепят «Страшилу», торжественно-гордый Кузнечик Джеф откроет регулятор и поклянется, что «Пегас» не уйдет.
— Где заберем воду? — кричу я Моррису. Он нервно поводит плечом. Сам, мол, знаю. Внезапно приходит в голову, что Вольному Чарли и Плохо Дело с Дровяного полустанка не поздоровится, ох, не поздоровится. Прибьют их по ходу дела. Давно многие «рыцари Юга» точат нож на свободных негров. А тут еще узнают про уголь. Если нас не догонят, то как не отыграться на обратном пути?
Говорю об этом Моррису. Он сразу понимает, думает.
— Бабочку бросим.
«Бабочка» — это записка с идущего поезда. Но что написать в «бабочке»? Чтобы Вольный Чарли и Плохо Дело на время спрятались? Поможет ли это? Да и как они поймают «бабочку», если вовремя не выскочат к поезду? Заспятся, мало ли. А то и на охоту пораньше уйдут, бывало такое.
Решаем сделать остановку на Дровяном полустанке. Предупредим наших приятелей, глотнем воды и, пожалуй, разберем рельсы. Это у нас предусмотрено на случай близкой погони. Среди обитателей Арш-Мариона много здоровых негров. Снимем гайки, разворошим путь. Глядишь, погоня застрянет.
Сейчас около двух ночи. Скоро начнет бледнеть темнота. Хорошо бы проскочить с ходу Кроликтаун. Но нет, «селедка», рука семафора опущена вниз. На главном пути кто-то заснул. Значит, надо выскакивать, искать стрелку. Проклятье! Заняты и второй и третий путь. Это уже беда.
Подваливаем на тихом к началу платформы. Заспанный дежурный высовывает голову в окно. Моррис выскакивает из будки, бежит договариваться. Здесь все его знают, но дежурный долго не может понять, откуда свалился «Пегас».
Моррис тычет на красный флажок и внезапно кричит:
— Доставка государственного преступника! Это действует на дежурного, он начинает суетиться, а Моррис подгоняет:
— Дорожник Билл, понимаешь?!
Дежурный забегал вовсю. Неужто поймали знаменитого грабителя? Тут Моррис перегнул. Дежурный все старался заглянуть в окна вагончика. Хорошо, мы их завесили.
«Пегасу» пришлось самому расчищать «лестницу». На тихом ходу столкнули четыре пустых вагона и отвели их на запасной. Задержка в Кроликтауне стоила нам получаса.
Дальше Дровяной полустанок. Мы подлетели к нему, когда небо уже посерело. «Пегас» дал свой заливистый многоголосый гудок.
Ага! Вольный Чарли и Плохо Дело на месте. Вольный Чарли с ружьем. Начинаем объясняться. Из вагончика высыпают негры, а я лезу под локомотив с железным штырем и сдалбливаю шлак с решетки колосников. Если этого не сделать, будет плохая тяга, а тяга нам сейчас ох как нужна.
Другие не теряют времени даром. Негры хватают ломы и начинают выбивать нагели из рельсов. На здешних дорогах плоские незавидные рельсы, балласта почти нет, зато поверх шпал еще продольные лежни, а нагели вбиты довольно часто.
Сразу нашлись умельцы. Те самые, которых посылали на укладку шпал. И песню запели:
Двадцать два нагеля в рельсу, триста две рельсы на милю, тысячу миль до ворот, о боже, до самых райских ворот!
— Быстрее, быстрее! — кричит Моррис. — Нечего распевать!
— Песня только помогает, Моррис, — говорит дядюшка Париж.
Моррис недоволен.
— В Гедеоне я был мистером Моррисом, — бормочет он. — Их только выпусти на свободу, они сразу...
Сняли один рельс, но хорошо бы еще снять штуки три. Вот новый тащат в вагончик. Снятые рельсы мы забираем с собой. «Страшиле» нипочем не пройти. Правда, Кроликтаун недалеко, могут взять рельсы оттуда, но это лишнее время.
Моррис нервничает. Мы теряем уже час. В сером бесцветном небе проступает влажная синева. Дятлы зацокали в соснах — ток-ток. Упрямые птицы, весь день будут долбить.
Хетти сидит на ступеньках «Пегаса». Белое платье совсем перепачкано. Хетти, Хетти! Связалась ты с нами. Неизвестно еще, чем все это кончится. Мне почему-то жалко Хетти. Ведь не со мной, а с Моррисом ей придется скитаться теперь по Америке. Я-то перекати-поле, оторванный лист. Сегодня на одном дереве, завтра на другом. Нет, не очень мне нравилось, что Хетти с нами. Ну, погоревала бы. Ведь все забывается. Жила бы в Париже. А теперь как?
— Быстрее, быстрее! — подгоняет Моррис. Мы забираем воду из старой текучей бочки Дровяного полустанка. Подкидываем угольку и дров. Пора в дорогу, Вольный Чарли и Плохо Дело, кажется, собираются с нами. Раздумывают. Уж больно неожиданно на них это свалилось.
— Плохая примета, плохая примета, — дрожа, бормочет Плохо Дело.
— Какая, к черту, примета? — кричит Моррис.
— Да вот, — говорит Плохо Дело, — посмотри. Нашел на земле пятицентовик не той стороной.
— Это из моего кармана, — успокаивает Моррис.
— Плохо, — бормочет Плохо Дело.
Внезапно утробный и низкий звук покрывает небосвод. Все застывают. «Страшила»! Его гудок. Меня прошибает озноб. Не дальше чем в двух-трех милях и, стало быть, через пяток минут будет здесь.
Все срываются с места, кричат, плачут, кидаются к паровозу. Как же так? Почему так быстро? Смотрю на часы. Значит, ушли за нами с интервалом меньше чем в час. То, что мы наверстали по ходу, потеряно в Кроликтауне и на полустанке. «Страшила» оказался расторопным. Да что говорить. Ведь мы оставляли ему чистый путь.
Плохо дело. Крутимся в будке. Вольный Чарли и его помощник все еще раздумывают. Бежать с нами или прятаться? Моррис зачем-то вытаскивает свой револьвер. Но главное сейчас — отойти хотя бы на ружейный выстрел. От полустанка начинается прямая, они могут нас достать, если подкатят вовремя.
Внезапно Вольный Чарли выхватывает у Морриса револьвер и говорит:
— Я задержу их, Моррис. Я их запутаю.
— Что ты? Отдай! — кричит Моррис, а сам уже понукает «Пегаса» толчками.
— Я задержу! — кричит Вольный Чарли. Плохо Дело стоит в растерянности.
— Садитесь, садитесь! — кричит Хетти.
— Я хорошо стреляю!
— Отдай револьвер, черт побери!
Тут негр из наших внезапно спрыгивает на землю. Я сразу узнаю его, это ловкий и сильный парень Красная Лапа. Сначала я подумал, что Красная Лапа хочет помочь Моррису и отнять револьвер у Вольного Чарли.
Красная Лапа и вправду выхватывает револьвер у Вольного Чарли и говорит:
— У тебя есть ружье.
Они сразу понимают друг друга. Вольный Чарли мгновение глядит на Красную Лапу и говорит:
— Ну, молись, братец.
— Я тоже хорошо стреляю, — говорит Красная Лапа.
В глазах у Вольного Чарли огонь, лицо перекосились. Он снова говорит, теперь уже как бы про себя:
— Молитесь, белые братья.
— Эй, эй! — кричит Моррис. — Какого черта! Они вас в два счета прикончат!
— Как бы не так! — Вольный Чарли мрачно усмехается.
Теряем, теряем на этом время! И вот страшная картина. Из-за дальнего поворота пыхтящей черной громадой вываливает «Страшила». За ним маленькая «люлька», а на ней — боже ты мой! — полным-полно орущих, машущих ружьями преследователей! Они везде: и на тендере «Страшилы», и даже на его будке.
Сразу пальба, но они еще далеко. Моррис хладнокровно открывает регулятор. Я всегда поражался, что в минуты опасности его лицо делалось совершенно спокойным.
«Пегас» потихоньку набирает ход. Какая все-таки неуклюжая штука паровоз! Чтобы разогнаться, ему нужна не одна сотня футов.
«Страшила» тем временем тормозит перед развороченным путем. Ох, сейчас они попрыгают "на полотно и кинутся за нами, стреляя на ходу. Они еще успеют приблизиться, пока мы наберем скорость.
Так и есть! Но их встречают пули Вольного Чарли и Красной Лапы. Эй, Плохо Дело! Что же ты растерянно застыл на платформе? Прячься, беги! Тебя не пощадят за то, что в твоих руках нет ружья.
Но бедняга Плохо Дело, кажется, окаменел. У меня аж мороз по коже. Зато двое других встретили нападающих, и те сразу забыли, что они гордые рыцари Черной Розы, и попадали за камни, спасаясь от пуль сумасшедших негров.
Мы уходим. Вижу, как, перезаряжая ружье, Вольный Чарли палит по «Страшиле». Дымок из его ствола. А Плохо Дело все так же красуется на платформе. Беги же! Но он стоит, а потом начинает медленно валиться на бок. Таким и остался в моей памяти Дровяной полустанок. Добряк Плохо Дело падает на стенкой уложенные дрова. А Вольный Чарли и Красная Лапа палят из-за камней. Уцелеют ли бедняги? Ничего я больше о них не слышал.

Предыдущая глава
Следующая глава