Глава 14: Цветочный бал

Каждый год в середине июня гедеонцы устраивают праздник цветов. Весь город тогда украшен цветами. Со всей Черной Розы собираются фермеры и плантаторы, их жены, дочки и сыновья. Они едут из Аржантейля, Кроликтауна, Традесканции, Молочного Берега, Пинуса и даже из форта Клера. Они едут из крохотных местечек с чудными названиями Держи Крепче, Дырявый Камень, Нигде-не-Найдешь. Они едут со своих ферм и плантаций, которым тоже любят давать затейливые имена — Дорогая Покупка, Душа Здесь Спокойна, Конец Разлада.
Дочки надевают лучшие платья, сыновья новые сапоги, отцы вынимают дорогие сигары, а жены отложенные доллары. Дочки надеются встретить женихов, сыновья за кем-нибудь приударить, отцы хорошенько выпить, а жены привезти назад хоть малую часть денег.
Они садятся в свои экипажи. Кто победнее, в простые фургоны, кто побогаче, в лакированные коляски от Брюстера. Они украшают упряжки цветами, венками из сассафраса, звездами из листьев магнолии.
Гедеон завален цветами. Вешают гирлянды на стены домов, протягивают через улицы, букеты в горшках расставляют вдоль тротуаров. Весь город напоен цветочным ароматом. Волной набегает запах гвоздик, гиацинтов, сирени, ландышей, резеды, ясменника, жимолости, белой акации, фиалок, медвежьего уха, лабазника и ванили. Проскальзывает слабый болезненный аромат петуний, руты, пионов, медовый дух флоксов, шафранов, германий.
Нет, Гедеон в этот день совсем не кажется скучным городом. Открыты все лавки на Пряничной улице, ведущей прямо к Капитолию. Веселенькие домики этой торговой части сплошь покрыты деревянной резьбой, уголками, завитушками — «пряниками», как назвал их какой-то плотник. В «пряниках» и пожарная каланча, на нее поднимают огромный венок из картонных роз. Колокол отбивает каждые полчаса, приглашает всех покупать, продавать, гулять, веселиться.
Вечером в Капитолии начинается Цветочный, бал. Для этого вставляют разбитые стекла, подметают пыльные залы, вешают на стены гирлянды, фестоны, ставят повсюду вазоны с цветами.
Белый зал Капитолия преображается. Даже с высоченного потолка сметают паутину, чистят паркет мастикой, расставляют красные стулья, диваны. В боковых комнатах открывают курильную, бильярдную, буфет с мускатной шипучкой, имбирным пивом, шампанским, пирожными, сухими фруктами.
Народу набивается тьма. Молодые толпятся в зале, старики по комнатам. Вивиетты, Артемиссы, Магалоны, Темперанции, Квантиллы — сколько здесь девушек с цветочными именами, которые бывают только в этих краях!
У входа продают бархатные, шелковые и бумажные цветочки. Покупай и укрепи где-нибудь на видном месте. Теперь ты нарцисс или фиалка, жасмин или азалия.
Мы с Моррисом решили стать тюльпанами. Тюльпан означает постоянство. По случаю Цветочного бала мы поделили одежду. Мне достался сюртук и сорочка, Моррису жилет, синяя бабочка в горошину и мягкая фетровая шляпа. Сдвинув ее на затылок, Моррис так и не снимал шляпу целый вечер. Нравы в Гедеоне свободные, тут многие отплясывали в шляпах и даже в цилиндрах.
Мари пришла в красном платье с красной розой в пушистых, еще не высохших волосах. Дейси Мей оделась в белое с синим огоньком незабудки, а Хетти была в своем желтом платьице с пуговками до пояса. За одной пуговицей торчали две белые звездочки ясменника. Того самого ясменника, который я обрывал еще в мае недалеко от деревни криков.
На возвышении устроились два оркестра, струнный и духовой. Они будут играть на переменках. Бал открыл мэр Гедеона сквайр Стефенс.
— Молодые друзья! — сказал он. — Мы связываем с вами большие надежды! Сегодня бал цветов. Развлекайтесь, веселитесь, но помните, что завтра, быть может, вам придется взять в руки оружие! Здесь много цветов, как я вижу. Красные, белые, желтые, голубые. Но Черная Роза превыше всего!
Оркестр грянул «Славься, Черная Роза». Бравую речь сквайра Стефенса приветствовали криком и брошенными вверх шляпами. Потом все закрутилось и завертелось. Пошли польки, кадрили, мазурки и бесконечные вальсы. Старики выстроились по стенкам, засунули в рот сигары и одобрительно кивали головами. Скоро в зале уже висела синеватая дымка. Я думаю, всего легче дышалось в курительной, там почему-то никто не курил.
Наша Мари имела успех. На нее сразу накинулись местные щеголи с чересчур узкими талиями, чересчур обтягивающими брюками и чересчур загнутыми носками башмаков. Первым пострадал Люк Чартер. Несмотря на свой огненный мундир, он никак не мог перехватить у Мари вальс или польку. Отчаявшись, он стал танцевать с Флорой Клейтон, но и та скоро предпочла менее знакомых кавалеров.
Мы с Моррисом выпили для храбрости по бокалу шампанского марки «Редерер» и почувствовали себя не хуже других, хотя совсем не знали этих кадрилей и мазурок. Зато вальс мы накручивали так, что наши дамы обмирали. В конце концов мы добрались и до Мари, каждый станцевал с ней по разу.
Близнецы Смиты лихо отплясывали друг с другом. Несколько дней назад они выписали очки и теперь ходили только в очках. Можно позавидовать близнецам Смитам. Наверное, до старости они будут держаться за руки, никто им особенно не нужен.
Неужели я все-таки влюбился в Мари? Все время искал глазами ее красное платье. Вот она танцует с сыном судьи, вот с каким-то лихим глиноедом, он даже на бал пришел в кожаной куртке и жирно начищенных сапогах. Она совсем не замечает меня. Но нет. Вот пронеслась мимо и вспыхнула ярким личиком, бросив веселый и, как мне показалось, ласковый взгляд.
Я немножко воспрянул духом и добился от нее тура вальса. Когда мы кружились, она сказала:
— Ax, Майк, я так хорошо представляю себе Париж. Мне так хочется в Париж! Там танцуют с утра до вечера. Ты хочешь в Париж, Майк?
— Чего я там не видал!—сказал я презрительно.
— Чудаки вы с Моррисом. Все-таки ты выглядишь старше своего брата. Неужели ты моложе на целый год?
— Мы родились почти одновременно, — сказал я.
— Да-а? — протянула она. — Как же это так?
— Бывают случаи, — сказал я. — Сначала появился на свет он, а спустя три недели я. Только он в декабре, а я в январе. Вот и получилось, что разница в год.
— Правда? — она округлила глаза. — Разве так бывает? Я не знала. Ты не врешь?
— Конечно, не вру, — сказал я. — Просто я немножко задержался в пути. Когда-нибудь тебе расскажу.
— Ой, как интересно! Расскажешь, Майк? «Неужели ты такая глупая? — думал я уныло. — Да разве в этом дело? Дело в том, что у тебя серые пушистые брови, длинные ресницы и розовые щеки. А глаза у тебя веселые и глупые».
— Все девочки глупые, — сказал я по этому поводу.
— И я? — спросила она.
— Все, кроме тебя, — заверил я.
«Что ты можешь знать о Париже, глупенькая Мари Бланшар? — думал я. — Что там танцуют с утра до вечера?» Странно, почему можно влюбиться в глупую девочку? Об этом я спросил Флору Клейтон.
— Ты думаешь, можно влюбиться в глупую девочку? Черноволосая пампушка Флора ответила вопросом:
— А можно влюбиться в глупого мальчика?
— Глупых мальчиков не бывает, — грустно сказал я.
— Ну да, конечно, — заметила Флора, — умные только вы со своим Моррисом.
— Ничего такого не говорю, — ответил я смиренно. Совсем не в своей тарелке чувствовал я себя на балу. И сюртук стал жать, и сорочка сдавила горло. Но самое главное, я не мог спокойно смотреть на красное платье Мари Бланшар. Мне хотелось подойти и сказать ей какую-нибудь дерзость.
А бал, бал гремел оркестрами, расточал запахи цветов и желтое придушенное пламя масляных светильников. Я не вытерпел, я подошел к дочке какого-то фермера и сказал:
— Et bien, petite, dansons peut-etre?'
— Чего вы сказали? — спросила она простовато.
— Нет, ничего, извините, миз. — Я специально сказал это «миз», а не «мисс», как говорят приличные люди. Я тоже прикинулся простаком.
Я вышел в курительную комнату. Здесь огненный Чартер сиротливо корчился в углу дивана.
— Как поживаешь, Люк? — спросил я.
— Называйте меня на «вы», — уныло ответил он. — Я старше вас на три года.
— Да, не везет нам с тобой, — сказал я. — Мари и дела до нас нет.
— Еще бы! — сказал он. — Какое ей до меня дело.
— До нас, — поправил я.
— Нет, до меня. Вам хорошо, у вас паровоз. А у моего папы долги во всех лавках.
— Неужто, Люк? — сказал я.
— Поэтому она и не обращает на меня внимания, — печально промолвил Чартер.
— Но ты же офицер. Быть может, ты станешь начальником пожарной команды.
— Не хочу, — он махнул рукой. — Поеду учиться на Север.
— Ого! Как бы нас не услышали!
— Слишком тут жарко, — сказал Чартер.
— А если война начнется?
— Пускай воюют.
— На чьей же ты будешь стороне?
— Я поеду учиться. Я стану адвокатом.
— Но тебя заберут в солдаты. И на Севере, и на Юге.
— А ты думаешь, они станут воевать? — с детским удивлением спросил Чартер.
— Кто знает, Люк. Ты ведь слышал, Черная Роза собирается отделяться.
— Я ничего не собираюсь.
— Да, но ведь ты настоящий южанин, Люк. Он сморщил лоб.
— Мистер Аллен, вы какой-то странный. Вы и ваш брат. Я думаю, вы шпионы.
— Чьи? — удивился я.
— Их. — Он показал на север.
— И ты хочешь нас выдать?
— Выдать? — теперь удивился он. — Нет... Оставьте меня в покое. Что вы пристали? Кто из вас женится на Мари?
— Мы оба, —сказал я, вспомнив рассказ дядюшки Парижа.
— Так не бывает, — сказал он почти как Белая Коробочка.
Странный, однако, парень. С виду не слишком умный, спесивый, а выходит, не так уж все ладно у него в душе. Из всех сынков Черной Розы вряд ли наскребешь десяток, которые захотят учиться на Севере.
Я отыскал Морриса.
— Посмотри, как скучает Хетти, — сказал я. — Ты бы хоть поболтал с ней немного.
— А почему это я должен с ней болтать? — Моррис принял высокомерный вид.
— Да нет, — сказал я. — Просто я так...
Хетти весь вечер просидела на стуле у самого входа. Иногда к ней подбегала Мари, говорила что-то оживленно, подходила Флора и даже близнецы Смиты, но я ни разу не видел рядом с ней Морриса.
Он явно старался держаться от Хетти подальше. Быть может, мне приснился тот разговор в саду? С тех пор мы были у Бланшаров всего один раз, но и тогда Моррис не обмолвился с Хетти и словечком. Она чуть не расплакалась при всех в тот вечер.
— Красные слева, желтые справа! Синие и белые по бокам! — кричал распорядитель, - выстраивая пары для кадрили.
Я не мог спокойно смотреть на Хетти. Когда к ней подсаживалась Мари, Хетти пыталась улыбнуться, но губы только слегка кривились. Она совсем смяла в руках два белых цветочка ясменника, две скромные звездочки. Ее палка стояла рядом, прислоненная к стулу. В глазах ее набухали слезы.
— Моррис, — сказал я, — давай посидим вон там. Я что-то устал.
— Там? Нет, я боюсь сквозняков. Я почти тащил его к стулу Хетти.
— Что ты меня толкаешь? — Он посмотрел подозрительно.
— Ничего. — Я отпустил его руку. — Давай крутись дальше. С кем ты танцуешь?
— С Пруси Хендерсон.
— Смотри не лопни от натуги. Она весит десять пудов.
— Почему ты меня задираешь? — спросил Моррис. — Тебе не нравится, что я танцевал с Мари четыре раза, а ты только два?
— Ты угадал, — сказал я. — Именно это мне и не нравится.
— Но я уже перешел на Пруси, — сказал он примирительно.
— Мне и это не нравится, — сказал я.
— Почему?
— Мне не нравится, когда ты хватаешь кого-то в охапку, а потом не обращаешь внимания. Он сразу понял и напрягся.
— Ты это про Хетти?
— Почему про Хетти?
— Но ведь это с ней я тогда...
— Не знаю, с кем и когда.
— Что с тобой, Майк?
— Со мной ничего. А с тобой?
— И со мной ничего. Все в порядке.
— И со мной все в порядке, Моррис. Я оставил его в легкой задумчивости. Я подошел к Хетти.
— Хетти, тебе не скучно?
— Майк, проводи меня домой, — попросила она еле слышно.
У ворот своего дома она не выдержала и заплакала.
— Что ты, Хетти? — пробормотал я.
— Спасибо тебе, — повторяла она сквозь слезы, — спасибо тебе, Майк.
— За что?
— Ты меня проводил. Я бы одна не дошла. Я в самом начале вечера хотела уйти. Но я бы одна не дошла. Никто бы не пошел меня провожать. Спасибо тебе, Майк. Тебе ведь хотелось танцевать, а вот пришлось...
— Пустяки, — бормотал я. — Что ты говоришь, Хетти?
— Нет, нет, Майк... Зачем я только пошла в Капитолий. Я не хотела идти, я боялась. Не стоило мне идти в Капитолий, Майк...
Она плакала, прислонившись к чугунной решетке имения «Аркольский дуб».
Ночью я плохо спал. То ли перенервничал, то ли надышался густым запахом цветов. Мне снился пустой разрушенный Гедеон, заросший черной травой и картонными цветами. От этого сна я проснулся весь мокрый.

Предыдущая глава
Следующая глава