Лин Лобарев "Готовность к Жизни"

А пять часов сна это мало, как ни крути... (Нейран)

За несколько лет иссякнет любая роль.
А мы-то считали - мол, шоу маст гон всегда.
Снусмумрик убит в пьяной драке. А Муми-тролль
Оброс как хиппи и вот теперь поп-звезда.

Но в утешенье - смотри: закончился год,
И разве скажешь, что что-то было не так?
А несколько слов - это лучше, чем ничего.
Мол, может быть встретимся там, на звездных мостах.

Готовность к жизни - бесстрашие, немота,
И счастье встает у горла душным комком.
И различив в ветвях силуэт креста -
Молюсь истово. Не понимая, о ком.

Как потом - аккуратно, неспешно, чисто,
Выводят, как подпись на сумрачном рубеже,
И страшно, как в кресле палача-дантиста,
Из которого не выкарабкаться уже...

А слова цепляются, давятся, лезут,
И рвутся обратно, подвывая тоненько...
Впрочем, говорят, что это полезно.
Ну, как кровопускание для гипертоника.

Не прошедший сквозь, а застрявший между,
Не сменявший проигрыш на ничью,
Обретя себя, потеряв надежду,
Я молчу.

Не герой-любовник, не ВРИО брата,
Не скользя по солнечному лучу...
Игроки обеспечат пространство пата.
Я молчу.

Не твоей мечтой, не своей планидой
Я пустую тропку к беде топчу.
И стихом окованное либидо...
Я молчу.

Не обижен судьбой, не обласкан небом,
Не дойдя до цели совсем чуть-чуть...
Мне ведь, в общем, немного надо, мне бы...
Я молчу.

Если нет злее яблок, чем с этих склонов,
Я - не обессудь! - на такой Парнас ни ногой.
И сколько бы строк не сдохло в пустом загоне -
Прости меня, моя Муза. Я счастлив с другой.

Ты можешь промчаться с клинком наголо по серебру ковыля,
Ты можешь напялить на пузо кевлар и кинуться грудью на дот,
Ты можешь всю жизнь проходить в героях, но только скажи, на кой ляд
Все это тебе, если там, за победой, тебя твоя сказка не ждет?..

Провожай, не плачь, пиши...
Пой! - да не печаль струну!
За спасение души,
За мою страну...

И твой самолетик расправил крылья и чуть подался назад.
Ты рвешь на себя рукоять и земля послушно валится ниц...
Смотри! - ты взлетаешь в одной эскадрильи с бойцами Интербригад,
А парад принимает седеющий Маленький принц!

Ну что же, лети, путь-дорога к счастью, пусть из Шереметьево-2.
Я знаю, заряжена туго гитара обоймой бестрепетных нот.
Ведь все эти войны не знают границ, так не слушай пустые слова!
А я остаюсь - прикрывать еще чей-то отход...

Провожай, не плачь, пиши...
Пей! - и не печаль струну!
За спасение души,
За мою страну...

Эльхен

В который раз не простили те же ошибки.
И те же будили нас до зари петухи.
Как сфинкс дарит миру одну и ту же улыбку,
Так мы дарим небу одни и те же стихи.

Поздняя осень. В памяти вязнет тревога.
Нет ничего глупее, чем верить в приметы.
Но по ночам лишь "03" да "02" на дорогах,
И глядя в окно очень трудно не думать об этом.

Поздняя осень. Время несыгранных матчей.
Время придумывать песни, что раньше не смели.
Снова поздняя осень. А это значит -
Мы вовсе не стали старше. Мы постарели.

Мы старые дети средь сломанных старых игрушек.
Скрипуче смеемся, таская старушек за косы.
В грязные лужи осыпались нежные души.
Поздняя осень. За окнами - поздняя осень.

Фай

Элинор

Будет путь теперь тебе ясен.
Будет ветер укрывать плечи.
Не поверишь больше ты в басню,
Что мол сказку оплатить нечем.

Я иду к тебе сквозь ночь. Странно,
Как огонь ее костров жжется.
Как мерцают, мельтешат Грани...
Отведи меня домой, Лоцман!

Отведи меня домой, слышишь?!
Будут дома рады мне птицы!
Как в крови моей теплом дышит,
Дом, который мне всю жизнь снится!

Ты ведь, Лоцман, знаешь путь к дому.
Разве мало на пути вешек?
Если раньше я и мог по-другому,
Пусть теперь о том певцы брешут.

Я всего лишь сочинил сказку!
Я не бог, я только был рядом!
Просто ярки и чисты краски
Здесь, над созданным не мной Градом...

...А над городом дождит. Осень.
Эй, привет, мы, вроде, знакомы?
Вечереет. На часах - восемь.
Нам с тобой пора идти.
К дому.

А мальчики плачут, а девочки пьют и хлопочут.
Никто не подскажет, кого заберут этой ночью.
Все сказки пропили и с кухонь слышна только ругань.
А я, как дурак, танцую в огненном круге.

Писатели пишут, и в книжках - фантазии наши.
А небо смеется, но смех переходит в кашель.
Ничто не спасает так, как предательство друга.
А я, как дурак, все танцую в огненном круге.

Детишки бегут к карусели, билеты в ладошках.
Как просто поверить, что эта война понарошку!
Но смерть не протянет к тебе свои стылые руки,
Пока хоть один танцует в огненном круге...

(На темы Р.Шебалина)

Он еще с полминуты дышал на снег,
Он еще жалел, что не может встать...
А я даже не закричал во сне,
Я не понял еще, что страница пуста.

Да, мы жили в одной и той же Москве,
А Москва покруче, чем иная страна -
Из Орехова в Химки - не ближний свет,
Так какая тут к черту моя вина?!..

В чем же дело? - ведь он мне не сват и не брат,
Мы на разных дорогах, он просто другой!
...Но мы похожи, как сны неизвестных солдат
В безымянных могилах под Курской дугой...

Но полвека прошло! Так зачем эти сны?!
Мы не знали парадов, не клялись звезде!
...Но страна и сейчас в состояньи войны,
И солдаты - сейчас - убивают людей!..

И по прежнему поезд идет сквозь снег,
Колеса вцепились в поручни шпал...

Тебе теперь за двоих доживать свой век,
Ведь меня убили пока ты спал...

Фай

Ямочки на щеках - только не улыбаться!
Никогда не умел двигаться по прямой.
Сразу за пятьдесят, если уже не двадцать.
Мы проскочили жизнь, чтобы успеть домой.

Несколько лет с тобой - несколько жизней лета.
Словно в пьеске дурной - дом, в окошке свеча...
Но ты знаешь сама: не поется об этом.
Может быть, иногда плачется по ночам.

Скоро будет весна... Щедро дождем засеян,
Сытый город взойдет травами и теплом.
Если нам повезет, может быть, мы успеем
Плюнуть на чудеса и рвануть напролом.

А небесам смешно: ведь мы обычные люди -
Чаша дней тяжела, да и полна до краев...
Только нам наплевать - ведь к счастью бьется посуда! -
По крайней мере, пока мы еще верим в любовь...

Фай

Свои законы у ночных квартир.
Отдельный, вольный, незнакомый мир.
Нет дела до оставшихся вовне.
Здесь мы с тобой одни. Наедине.

В словах нет смысла: "Я", "тебя", "люблю".
Нет чище простыней, чем я стелю.
Ночь обступает с четырех сторон.
Касанье кожи. Вскрик. Дыханье. Стон.

Молчанье губ по коже. Тишина.
Дождь смотрит из открытого окна.
Ох, подсознанье... Грязненький прием...
Мне снился сон, что мы с тобой вдвоем.

Я ль дружину не водил на твою зарю?
Ворон падалью с полей был по горло сыт...
А теперь, когда я сам на тебя зарюсь -
Отчего ты так бежишь от моих копыт?

Ветер яростный свистел, как степная плеть.
Оборачивался мир кровью да травой...
Отчего же ты меня так боишься, Смерть,
Что из всей дружины лишь я один живой?

Вопреки всему - любил так, что гнулась твердь.
Чем тебе мешало то, что я счастлив с ней?
Отчего же ты меня так боишься, Смерть,
Что любимую мою забрала к весне?

Я, оставшийся один, обречен посметь
За тобой вести свой путь сквозь оплетку бед...
Отчего же ты меня так боишься, Смерть,
Что оставила в живых, не берешь к себе?..

И только во сне я, мне кажется, верю,
что лучше бы я не вернулся на берег...

И всего-то силы - что грех гордыни,
и всего страстей - первородный грех,
и всего-то света - что сны о Сыне,
а меня все равно не хватит на всех...

Я надсмотрщик в этом лучшем из лучших.
Я, увы, не в рамках добра и зла.
Это я - надежды последний лучик,
это я - петля на твоих крылах,
плоть от плоти мира и кровь от крови,
сон от снов, дерьмо от его дерьма...
Это я - в задумке и я - в основе,
в откровении и в схожденьи с ума,
это я...

Эй, где я?..
Светло и пусто.
Горизонт закатом кровянит край.
Копошится в сердце странное чувство...
Ах, ну да. Ведь я же покинул рай.

Тише... Все это - ложь. Как - покинешь - счастье?
Бодхисатвы - лживее тварей нет.
Все мы - изгнаны прочь, разъяты на части,
эмигранты мира, чье имя - свет...

Значит так. Когда я - уйду - из рая...
Я спущусь в тот мир, где мы все - в любви...
Где мы все - живем, где мы все - играем...
Да не важно что, все равно - живи...

Все равно - вставай поутру с рассветом,
нажирайся счастья на сутки впрок,
забывай о том, вспоминай об этом,
все равно - живи - так как я не смог...

Стоп-стоп-стоп. Спокойно. Выдохни, милый.
Чайник, чай, компьютер, книжка, часы.
Пустословица явственно тянет жилы,
твой читатель ею по горло сыт.

Бодхисатвы, рай, Люцифер, рассветы...
Ты о чем, родной? Ты чего несешь?
Ну, в порядке бреда разное спето,
но имей же совесть, ведь хош ни хош -
ты всего лишь ты - и не веришь в сказки.
Для чего тебе суета словес?

Повторяю снова - для тех, кто в каске.
Я не бог, не ангел. Я мелкий бес.
Я...

Не веришь? Правильно. Надоело.
Ни о чем. Впустую. Чего еще?
Просто - так как бег утомляет тело,
утомляет душу словесный счет.
Чехарда, бирюльки, гурки, розвылы.
Сам себе процесс, сам себе конвой.
Вот - усталость, славно, иссякли силы
собирать по нотам и тактам вой.
Так, впустую тратя запасы нервов
(безопасно, мимо, не страшно, не...)
избегают боли. Так - жрут консервы
вместо мяса и хлеба. Так в не-стране
сохраняют видимость личной чести.
Так же верят в бога и рвутся в пляс.
Так встречаются, остаются вместе
и уходят в сказку - опять для нас...
Чтобы мы читали, любили, пели,
не меняясь в лицах, не пряча глаз.
Чтобы мы - опять - не на самом деле -
совершали нечто. Чтобы не гас
тот огонь, в котором сгорало солнце,
не справляясь с жаром ослепших рук.
Чтобы верить... знать... что оно вернется...
Чтобы боль опять обратилась в звук...

Убегаю в чистый простор страницы.
Просто так - часы ужимаю в миг.
Кружат, кружат бессмысленно чьи-то лица,
не слагаясь в тот единственный лик.

Время вышло. Сыто урчат часы.
Обращаюсь в тень. Лист бумаги сыт.

Курьер крыластый оставил почту
Снаружи - ветер размел конверты.
Теперь Генеральный всерьез задрочен:
Боится, что письма попали к смертным.

Но люди внизу беспробудно дрыхнут,
Поскольку задержан завтрашний номер.
Воздух становится странно рыхлым.
Одно утешенье - никто не помер.

Цветокорректор слажал с обложкой:
В рассвете будут тусклые пятна.
Принтеру кто-то приделал ножки
И явно не принесет обратно.

Верстальщик без сил прикорнул в сторонке.
В углу - шеренга пустых бутылок.
Сам Генеральный выводит пленки,
Сдвинувши нимб на потный затылок.

И слова как обычно тонут в общем шуме,
И не очень-то изменишь правила игры.
Просто человек. Просто жил и умер.
А еще - он просто творил миры.

Почти не всерьез, почти с усмешкой,
Словно допуская, что вот-вот надоест,
Он прокладывал тоненькие мостики между
Невыразимым множеством различнейших мест.

Ни одна планета не перестает вертеться,
Когда в мире становится ощутимо пустей.
А ведь не так уж много умеющих оставить сердце
На самом обыкновенном бумажном листе.

Вселенная продолжает жить, не чувствуя раны,
Переливаясь всеми его мирами...

А мы молчим, потрясенные знанием,
Что, оказывается, волшебники тоже умирают.

Янке

Мы - стеклянный город, хмельной рассвет,
Незнакомый смысл в глубине зрачка,
Мы - стихи, мы - сказка, которой нет,
Мы тепло и нежность в твоих руках...

Так ли путь далек от земли Хашен?..
Мы - шальные птицы твоих ветров...
Просто ты не веришь своей душе...
Приходи, мы ждем, не хватает слов..."

Так стеклянный город играл с огнем.
Так играл огонь в глубине стекла.
Этой ночью было светло как днем,
Но моя ли женщина там ждала?

Лишь рождалось нечто, но словно не
Находило сил оставаться жить,
Так играли отблески свеч на дне
Опустевшей рюмки..
...Давай дружить?..

"Мы не верим в боль, мы не верим в зло.
Ты зачем уходишь в пустую стынь?
Неужели раз до сих пор везло,
Ты теперь приходишь и жжешь мосты?

Для чего уходишь? Зачем молчишь?
Разве ноша кому-нибудь по плечу?
Вот - "играет солнце на гранях крыш..."
А стеклянный город...
Молчу, молчу...

...А стеклянный город вставал в глазах
Невозможной сказкой. И было мне
Так светло и сладко, что не сказать...
А стеклянный город молчал во сне.

Девочка-веточка, песня-скрипка,
Высмотри, вытащи, позови!..
Чтобы потом говорить с улыбкой,
Что жизнь действительно стоит любви!

Я не поэт, я в чужом наречьи,
Мне не связать двух знакомых нот,
Я предсказал бы любые встречи,
Если бы знал хоть на шаг вперед...

Девочка-песня, дождинка-сказка,
Мир уже ждет, что мне делать с ним?
Замер проспект в ожиданьи ласки,
Замерло небо, вдыхая ритм...

Девочка-небыль, ошибка-счастье,
Выстуди, выброси, отстрани,
Каждый из нас хоть раз, хоть отчасти -
Ждал, сквозь себя пропуская дни,

Каждый хоть раз хотел по другому,
Ждал и молчал в ледяной ночи...
Девочка-притча, дорога к дому,
Девочка-скерцо, звучи, звучи...

Песни эти вились до стен Пpестольной -
Веpно, жив наpод не единым хлебом.
Да pешил цаpевич, что больно вольно
Этот вот дуpак пел о синем небе...
И легла не в масть дуpаку доpога.
Да тоже ничего - отмотал и ладно...
Hо вот солдатам-дуpням не нужно много:
Hакpивь полоснули клинком булатным...

То ли не сказал, где заpыты гpоши,
То ли посмотpел и не спpятал взгляда...
Пpивезла беднягу хpомая лошадь,
Сбpосили его у кpивой огpады.
Где же, Солнце-солнышко, твоя сила?
Али вся ушла в золотое лето?
Ведь над всеми землями ты светило,
Что ж на дурака не хватило света?

Солнышко смотpело, как в тpи лопаты
Дуpака заpыли, вкатили камень...
И ныpнуло в алую кpовь заката,
И назавтpа не поднялось над нами...
А без солнца скушно, без солнца кисло,
А без солнца стpах беpет самых смелых,
А без солнца жизнь не имеет смысла!
Что же ты, дуpак, твою мать, наделал?!.

...Жил да был дуpак, не глупее пpочих,
Hа pуки мастак, не охоч до дpаки.
Да вот одна беда - не любил он ночи:
Вместе с солнцем пел, вместе с солнцем плакал...

...Но есть какая-нибудь семья, и есть какой-нибудь дом,
Какие-нибудь работа, дети, жена,
И счастье кажется очень близко, вот-вот, за этим углом!
За этой ночью, в которой нет места снам...

Какой-нибудь друг даст умный совет: послать все к чертям - и влет!
Какой-нибудь враг презрительно сплюнет: мол, был богатырь, да сплыл.
Какой-нибудь случайный знакомый все с полуслова поймет,
И сядет рядом, так же ссутулясь, встопорщив остатки крыл.

Но подвернется какой-нибудь выход, пройдет какой-нибудь срок,
Продолжится ход небесного колеса,
И только потом, спустя много лет, ты уместишь в несколько строк
Свою тоску по несбывшимся чудесам...

Ингадарь

На этом вот самом поле,
С обоймой нот,
Выучившие роль
Прикрывать отход,
Мы: кругом - перекрестки,
С неба - труба,
Отныне - любым подмосткам
Не по зубам.

Песни, что о героях -
Все без имен.
Нас, не сломавших строя,
Здесь - легион.
Посреди бездорожья
Костров не жгут.
Где-то под этой рожью
И я лежу.

Какой курган простоит
Эти десять лет?
О чем еще говорить,
На этой земле?
Я больше не воин -
Дважды жизнь не берут.
Если я волен -
В своей постели умру!

Зачем мы пришли сюда?
Нам надо назад.
Но ты не смотришь,
Ты отводишь глаза,
Словно бы в чьи-то
Вслушиваясь голоса:
- Ты извини.
Я пришла.
Возвращайся сам.

Я делал текст. Я просто делал текст!
У всех свои Дороги и миры.
А Автор остается в пустоте,
по вечным этим правилам игры.

Там пир - горой! Ах, этот пир горой!
Стыд, зависть и брезгливость на троих.
Они там знают все, что я герой,
что я - и выше и сильнее их,
что я Дорогу видел наяву,
что я мирам и тайнам господин,
что я по-настоящему живу,
что я...
Один.
Да нет, что я...
Один.

По черным буквам над пустынным сном,
по прочным площадям моих страниц,
шагай! - и помни только об одном:
не стать одним из сотен тысяч лиц.
Их, слабых от беды и от любви,
их, сильных по заказу и на час,
их, знающих, что сказку отравить
достанет кровостоков на мечах...

Иди! Но в путешествии своем
не стань, прошу не стань одним из них!
Я заклинаю призрачным огнем
черновиков сгорающих моих!...

Лишь почерк помнит, как рвалась строка.
И все. Об этом даже струны врут.
И значит, ухожу к черновикам.
Не мне стоять средь многих на пиру.

Смешно. Я счастлив, мне дано судьбой,
везуч, обласкан, молод, весел, сыт,
живым закончил свой последний бой,
с кокетством говорю про боль и стыд,
чего еще?... Не знаю. К черту. Нет...

А текст живет, живет как сам бы жил.
Завидую. Я видел лишь во сне
ту сказку, что я там наворожил...

В отчаянном желаньи сделать шаг,
с размаху бьюсь о стенку бытия.
И вот - моя крылатая душа,
и вот вокруг нее бескрылый я.
Скажи, что делать? Честность не порок.
Я честен в пустоте перед собой.
Не вижу смысла в чтеньи между строк
и знаю, что проигран этот бой.
Я слишком стар? Я слишком долго ждал?
Что сталось с этим искренним юнцом?
Какой в нем сломан призрачный кинжал?
Какое на руке его кольцо?
В твоих стихах мне чудится ответ,
в твоем лице мне видится вопрос.
Я вряд ли верю, вариантов нет.
Не может быть, чтоб это все - всерьез.

И все-таки, надеюсь, что всерьез.
С оплатой - ворох разномастных строк -
найду гадалку и спрошу ее:
куда мне деть мной созданный мирок?

Наверно, это просто злость -
Писать ответ на посвященье,
Что не-тебе писал - не-тот.
(Диана Чепилова "Глосса Лину")

Мне время больше не позволит
На Патриаршие пруды -
Прийти - пришельцем ниоткуда.

И чей-то взгляд - удар под дых,
И слов так неопрятны груды...
Ты их читала - для того ли?

Наверно, это просто чудо -
В чужой, недоброй, темной боли
Увидеть чистый луч звезды...

Я не сумею молчать - смотри: жестянка луны в высотках
Почти торшер. И уютный вечер - сидим на бетоне плиты.
Дабы в руках был сосуд вина - разбита последняя сотка:
Хипповская марка прошлого века, откуда и я и ты.

Бетонную крошку смахнув с ладоней, ты понимаешь: чудо -
Это, к примеру, мелодия, рвущая автомобильный чад.
Или что где-то среди домов бывают живые люди.
Или что гаммельнский крысолов уже переходит МКАД.

Город мстителен как красотка; что ему разговоры?
Куда гармоничнее байк, косуха и равнодушный вид.
Крысолов уже где-то близко, мы покинули норы,
Трезво считая, что нас поманила тяга к чистой любви.

Впрочем, мы не дождемся зова: это как раз понятно -
Вскормлены с детства тугой симфонией городских баррикад -
Мы различаем и похоть скорой, и грохот строек, и пятна
Рока из-за закрытых окон, и парковый листопад.

Не прорвется ни флейта Ганса, ни труба Гавриила.
Мы, болтая, допьем спиртное и пойдем по домам.
А город останется спать спокойно; есть в нас странная сила -
Древний залог бессмертия, данного, к сожаленью, не нам...

Я - стрела! Я сорвался с твоей тетивы...

Ни одно мгновение не повторится -
Взгляд уходит вверх - легко и плавно!
Высоты боятся не только птицы -
Научил бы кто забывать о главном:

Запрокинешь голову в злую просинь,
Тетива ударит - не отвертеться...
И поверьте, вряд ли хоть кто-то спросит,
Сладко ли стреле, отыскавшей сердце...

Маринке

Так - разбудить, уверить и увлечь -
(Пусть жизнь одна, уместим и в одну! -
От звонкого рассветного луча -
До нежной ночи, бархатной на вкус)...

Когда звучит - ни плакать ни кричать
Не хочется. Но скоро я проснусь.

...Мы не умеем замыкать круги.
На лучших книгах - тусклая печать.
Когда вокруг - ни огонька, ни зги,
Пой, Соколенок. Нам нельзя молчать.

...Глупая шутка судьбы
Это доверие - целые ведра.
И, однажды поняв безнадежность этой борьбы,
Друг снимает руку с плеча
И тихонько кладет на бедра.
(Аська)

Архетипом не делятся: Небо, Город, Дорога -
Одни на всех, придуманы одновременно.
Высшая мера доверия измеряется в диалогах.
Но мы все равно
Оставляем записки на стенах.

Нас немного - лишь друг да Бог прикрывают спину.
Где-то в прошлой жизни мы были в одном отряде.
Высшая мера доверия нам неведома ныне.
Но мы все равно
Выживаем и остаемся рядом.

- А как живешь?
- Читаю детектив.
Герой напал на мафиози рать,
И никого ни капли не спросив,
Их хочет самолично покарать.

- Живешь-то как?
- Пишу тебе письмо.
Нас солнышко вчера теплом почтило.
Да! Видел платье с золотой тесьмой -
Точь в точь в таком ты мне недавно снилась...

- Зачем ты лепишь мне всю эту чушь?
Все - пастораль? Ни радостей, ни бед?
Не верю. Я ведь, правда, не шучу...
- Прости. Я разучился - о себе.

Гул затих...

Помню по себе - верится всегда в тишине.
Мне бы помолчать - да молчание здесь не в цене.
До чего ж не хочется врать!..
Да какая, к черту, игра!..
Но кому я нужен со своей правдой в этой стране...

Боже, что ж так страшно, ведь на все есть воля твоя!..
Но слышу: "Оглянись, браток, менты стоят по краям..."
И щекочет спину мне шепотком:
"Улетай, браток! Небо далеко!.."
Но кому тогда останется здесь
песенка моя?..

...Я пришел, спокойно, я уже выхожу на свет...
Сотни вопрошающих глаз - будто у меня есть ответ...
В зале душно, ни ветерка...
Чувствую - слабет рука...
А за кулисами шипят:
"Начинай, гад, времени нет!"

Нас много тысяч - чьим жизням он был соавтор.
Он дарил нам - а мы уносили в завтра.
В мире - то ли спасенном, то ли разрушенном,
Он творил будущее - нами. Нашими душами.
Толку ли поминать - речами, литрами...
Просто из нас его сказку уже не вытравить.

Мир-то нормально. Прет от победы к победе.
Но вдруг стало страшно: что же теперь
останется НАШИМ детям?

И я зашел отдохнуть в кабак, где окна в каждой стене,
У стойки воин с кружкой в руке рассказывал о войне.
Ноги его были по колено в дерьме, а руки по локоть в крови
И я попросил его: "Уходя, меня с собой позови!"
Он посмотрел мне в глаза и ответил: "Ну что же, пойдем со мной."
И закружила нас в колесе неразбериха войн,
Но когда положила ему конец сталь - холодна и груба,
Я видел сам, что он умирал с твоим именем на губах.

И ктоб ни хотел меня остановить,
Но это была бы не ты.
А я пытался уйти от любви,
Скрыться от пустоты...

И кто б ни хотел меня остановить,
Но это была бы не ты.
А я пытался уйти от любви,
Скрыться от пустоты...

И кто б ни хотел меня остановить,
Но это была бы не ты.
А я пытался уйти от любви,
Скрыться от пустоты...

Что кто б ни хотел меня остановить,
Но это была бы не ты.
А я пытался уйти от любви,
Скрыться от пустоты...

Фай

Некто, воспринимающий тему разлуки,
Сам волен выбрать: радость, боль или стыд.
Я возвращаюсь в норму - вот только руки,
Руки, в которых уже не случишься ты.

Фиксация плача не есть назначенье слова.
Время приобретает дискретность плова.
Все состоится, сбудутся все мечты
В жизни.
С которой уже не случишься ты.